Именно у этого крепостного вала военные инженеры викторианской эпохи построили кирпичные дома для старших офицеров гарнизона. По архитектуре они вполне напоминали современные жилые дома, но окружены были великолепными садами, спускающимися вниз по склону, и вид отсюда открывался изумительный.
По сравнению с соседними домами третий номер казался неухоженным. В саду разрослись настоящие джунгли, створки ворот косо висели на петлях, а тропинка, ведущая через сад к входной двери, напоминала полосу препятствий из-за глубоких ям и крутых ступенек, неожиданно возникающих под ногами.
Да тут ничего не изменилось к лучшему, – проронил Керси.
Они позвонили в дверь. Им открыл здоровенный мужчина в боцманском свитере, мятых вельветовых брюках и шлепанцах.
Уайклифф представился и спросил:
– Вы – майор Гэвин Ллойд Паркин?
– Да. Что вам нужно? – Этот хриплый голос вызвал у Уайклиффа ответное желание слегка откашляться.
Так, значит, это и есть майор Гэвин Ллойд Паркин, из Королевского Флота». За пятьдесят, стриженный под машинку, массивные черты лица и серые, чуть навыкате, глаза.
– Проходите в дом.
В пыльной, элегантной в своей неряшливости и какой-то заброшенной гостиной ощущался смутный запах старого жилья. И в то же время на стене висел роскошный турецкий ковер, изображавший «Древо желаний», стояло глубокое кожаное кресло, рояль – почти наверняка давно уже расстроенный – и два массивных буфета с бело-голубым фарфором.
Паркин предложил гостям присаживаться, однако сам остался у окна, и глыба его огромного тела заслоняла весь свет. Керси тоже не стал садиться.
Чуть более двух лет назад ваш дом подвергся ограблению со взломом и, помимо прочих вещей, был украден револьвер вашего отца. Так ли это? – спросил Уайклифф.
Паркин издал короткий утробный скрежет, который вполне мог означать и простой смешок:
– Вот уж хорошо сказано – «помимо прочих вещей». Японская коллекция моего отца пропала бесследно, а ведь старику даже не приходило в голову, что ее имеет смысл застраховать!
– Мы пришли сообщить вам, что пистолет найден, совершено случайно. Я нашел его на пляже у Сент-Джуллиот. В нем были патроны, и я предполагаю, что из него недавно стреляли.
Серые немигающие глаза уставились на Уайклиффа.
– А какого черта он оказался на пляже?
– Не имею понятия, но мы постараемся это выяснить. А это значит, нам придется еще раз изучить то ограбление и, возможно, найти вора.
Майор пожал громадными плечами:
– Ну да… Ну что ж, я не против, только вряд ли вам что-нибудь удастся. В первый раз, во всяком случае, не удалось.
– Вы, может быть, помните, что сержант Керси занимался расследованием ограбления? – заметил Уайклифф.
Паркин безучастно посмотрел на Керси.
– Конечно, я еще раз изучу архивные материалы по делу, – продолжал Уайклифф. – Но тем не менее я просил бы вас еще раз изложить все известные вам обстоятельства, а также показать место, где хранился пистолет и другие пропавшие вещи.
Казалось, Паркин собирался возразить, но потом передумал:
– Как угодно. Пойдемте со мной.
Он держал себя не свысока и не заискивал, просто был совершенно безразличен. Уайклифф помнил, как мальчиком, еще до войны, встречался с подобным воякой – господином Полковником с заглавной буквы, – тот был крупным землевладельцем в том округе, где отец Уайклиффа арендовал ферму. У Полковника был тот же монументальный облик, тот же хрипловатый голос, огрубелый от виски и сигарного дыма, тот же сверлящий взгляд серых глаз, и наконец, такое же бессознательное и словно врожденное чувство собственного превосходства.
Следователи прошли за майором по длинному коридору в заднюю часть дома. Из кухни тянуло прозрачным дымком перегретого печного масла. Паркин толкнул дверь, и они оказались в большой комнате.
– Это обиталище моего отца.
Старомодное словечко прекрасно подходило для описания этой комнаты: обстановка здесь так же содействовала старику-генералу, как ракушка телу улитки – все точно подогнано. Все обветшалое и старомодное. Главным предметом являлся написанный маслом портрет самого генерала, висящий над камином. Старик с сыном походили друг на друга, однако отец был худощавым, с более тонкими чертами лица и тонкими губами под усами. Под портретом в стеклянной витрине поблескивали ордена, медали и прочие регалии генерала. Крышка секретера красного дерева была откинута, столешница, обтянутая марокканской кожей, потерлась у краев; стеклянная подставка для перьев; пюпитр с гербовой бумагой и конвертами; маленькие походные часы, которые деловито отстукивали время, словно их хозяин вышел из комнаты только на минуточку… На стенах висели фотографии с изображениями различных моментов из военной биографии генерала и полки с изрядно зачитанными книгами – мемуары, биографии, работы по искусству Востока: литература, безошибочно относящаяся к той далекой эпохе, когда люди интересовались точными знаниями. А ряд толстых переплетенных тетрадей – это, скорее всего, дневник генерала.