В городе давно ходили невнятные слухи о том, что Артур путается с черными археологами, но Дима не верил. А с другой стороны, на хрен ему металлоискатель? Может, правда? А чего, вокруг города полно древних поселений, курганов, да и река вымывает на берег... взять те же пуговицы! Дима лично подобрал две от вицмундира, с двуглавым орлом. Что это такое, Дима узнал из Интернета: оказывается - это мундир гражданских чиновников. Кстати, собирание пуговиц называется филобутонистика, вот! Целая наука, это вам не кот начихал.
Он с размаху грохнул кулаком в дверь магазина - три раза, потом еще два. Дверь приоткрылась, Артур выглянул и озабоченно повел взглядом туда-сюда вдоль улицы.
- Я без хвоста, - сказал Дима. - Все чисто. Лично проверил.
Артур посторонился, и Дима вошел. Хозяин тут же запер дверь.
- Привет, - сказал Дима. - Весь в трудах? Не думал, что застану. Ты что, клад выкопал?
- Все клады давно выкопаны, - сказал Артур и пошел вперед через торговый зал со всякой пыльной дребеденью вроде помятых самоваров, мельхиоровых шкатулок, кабаньих голов с клыками, мраморных женских головок, фарфоровых ваз и бронзовых подсвечников. Пахло здесь печально - пылью и тленом.
Кабинет Артура на задах магазина представлял собой маленькую комнатку, куда неизвестно каким чином он ухитрился впихнуть большой письменный стол, царское кресло с вензелями и крошечный диванчик с зеркальной полочкой. Над диванчиком висел шкафчик с чашками, рядом на тумбе стояла кофеварка. Артур поместился в кресло, Дима упал на диванчик и вытянул ноги на середину комнаты.
- В парке гулянье, - сообщил он. - Полно народу, вечером концерт.
- Что новенького? - спросил Артур. - Ничего не нарыл? Пуговицы? Фарфор? Бронзу?
Дима дернул плечом, что значило «нет», и спросил:
- Кофейком угостишь?
- Самообслуживание, - сказал Артур. - Мне тоже. Покруче - ночь не спал, просто падаю...
Дима понял, что Артур нарывается на вопрос, чтобы растечься во всех подробностях: почему не спал, где болело да что принимал, а оно не помогало, - но промолчал. Артур трепетно относится к своему здоровью, любит рассматривать в зеркало высунутый язык и десять раз на дню меряет давление. Кроме того, задалбливает всех подробностями своих ощущений.
- А тебе не вредно? - не удержался Дима от шпильки.
- Все вредно, - сказал Артур. - Жить тоже вредно. Две ложки сахару. Есть сухарики, будешь?
Они молча пили кофе. Дима примеривался, как бы упомянуть невзначай о ссуде - главное, не показать, что кранты. Если бы не проклятый зарождающийся где-то циклон...
- Арик, мне нужны деньги, подкинешь? - решился он наконец. - Заказчик обещал, но пока ничего. На недельку, а? Дерево упало, сбило крышу... угол. Венька уперся, деньги, говорит, вперед.
- Сочувствую, - скорбно сказал Артур. - Насчет бабла... Кризис, сам знаешь. Торговля никакая, но могу забрать испанца. По-дружески.
Что и требовалось доказать!
- Не продается, - сказал Дима. - Самому нужен.
- Как знаешь.
В молчании они продолжали пить кофе. Дима хрустел сухариками и соображал, пытаясь нащупать решение, но его не было. Он налил себе вторую чашку и доел последний сухарик. Во рту было противно, сладко и отдавало ванилью.
- Ладно, - сказал он наконец. - Бери. Пятьсот зеленых.
- Двести пятьдесят.
- Ты чего, совсем? Было же пятьсот! - вскричал Дима.
- Было пятьсот, а стало двести пятьдесят. Сам виноват - цены падают каждый день, а я ведь предлагал!
- Скотина! - сказал Дима.
- От скотины слышу, - парировал Артур. - Завтра будет вообще двести. Ну?
- Триста!
- Ладно, уговорил. Испанца вперед.
- Деньги сейчас! - твердо сказал Дима. - Испанца принесу завтра.
- Тогда двести пятьдесят!
- Пошел ты, знаешь куда? - завопил он, вскакивая, и ткнул в сторону Артура дулю. - На, выкуси! Хрен тебе, а не испанца! У меня сегодня день рождения, между прочим!
- Ладно, уговорил, - сказал Артур. - Но имей в виду, что никто не даст тебе больше - времена сам знаешь какие. Поздравляю! Завтра утром заскочу и заберу. Тогда и отдам. Надо бы днюху отметить...
- В другой раз, - проворчал Дима. - Нет настроения.
Он шел по улице - и ему хотелось плакать. Его прекрасный испанец в кружевном воротнике уплывал к подлому барыге, и хорошо бы за пятьсот. Так нет же! За триста! Каких-то жалких триста! А раньше выпрашивал за пятьсот, ну не сволочь? Додавил-таки. Дима чувствовал себя предателем, ему было жаль прекрасного испанца. День рождения называется!