Через полчаса безмолвной поездки Павел Андреевич остановил машину в лесу, неподалеку от заброшенного здания. Оттуда вышли двое парней, видимо, охранники – бугаи с габаритами «невероятного Халка». Их лица казались Кириллу одинаковыми серыми масками. Павел разблокировал двери машины и вышел наружу. Кирилл огляделся в попытке сбежать, но его одним рывком вытащили из машины. Он сопротивлялся всеми силами, но из цепких лап здоровяка, накачанного стероидами, было не выбраться.
– Отпустите!
– Заткнись, – скомандовал здоровяк.
Кирилл брыкался и вырывался, пока его вели. Пройдя по еле освещённому старому коридору, они попали в большую светлую комнату. В центре находилась самодельная операционная, занавешенная полиэтиленом. Внутри было все необходимое для проведения операции, в том числе и кушетка, возле которой стояли люди в халатах. Они изучающее посмотрели на Кирилла, и ему вдруг стало так плохо от всего происходящего, что едва не стошнило. Отец указал Кириллу на кушетку.
– Нет… Пожалуйста…
Его почему-то раздели до нижнего белья, положили на кушетку и затянули ремни. "Остался последний шанс", – подумал Кирилл и обратился к отцу:
– Умоляю! Последнее желание! Пожалуйста! Если ты хоть чуточку любишь меня!
– Не дави на жалость. Я не люблю тебя и никогда не любил, – сухо ответил Павел Андреевич.
– Прошу тебя! Даже приговоренным к смертной казни разрешают последний ужин.
Павел Андреевич вздохнул:
– Хорошо. Чего ты хочешь?
– Могу я последний раз увидеть закат?
– Как Дюймовочка? – усмехнулся отец.
– Маленькая последняя просьба, – взмолился Кирилл.
Павел Андреевич начал медленно расстёгивать ремни:
– Фиг с тобой… Валяй!
Кирилл быстро оделся, ведь не ходить же на улицу в нижнем белье. Он уже сто раз пожалел о том, что не был в армии. Армейская подготовка сейчас бы могла спасти ему жизнь, а так оставалось надеяться только на чудо. Снова душный старый коридор и вот Кирилл на свободе. Павел Андреевич держал его за локоть, рядом стояли охранники.
– Я не сбегу, – сказал Кирилл, а сам подумал «Это точно мой последний шанс. Или я умру, убегая, или как последний трус, даже не попытавшись спастись».
Как только Кирилл почувствовал, что отец немного ослабил хватку, он резким движением вырвал руку и рванул что есть мочи.
– Твою мать! За ним! – раздалось сзади.
Кирилл несся напрямик через лес в сторону дороги, слыша, как его догоняют несколько человек. Он бежал, подгоняемый мыслью о том, что если остановится или, ещё хуже, упадет – ему не жить. Рыхлая лесная земля скользила под подошвами кроссовок, гибкие ветки подлеска цеплялись за одежду, хлестали по лицу… Кирилл как-то отстраненно удивлялся, что все еще двигается вперед, и продолжал бежать, каждую секунду ожидая, что вот сейчас его схватят жесткие руки преследователей.
Раздался выстрел. Кирилл почувствовал резкую боль в боку, его словно обожгло, но он не остановился
– Не стрелять! – снова донеслось сзади.
Казалось, будто голос звучал прямо у него за спиной. Теперь бежать стало тяжело, но умирать по-прежнему не хотелось. Наоборот, Кириллу жутко хотелось жить. Страх не покидал его и с каждым шагом лишь усиливался. Он понимал, что даже будь он целым и невредимым, долго бежать всё равно бы не смог. Кирилл был напуган и ранен, но не намерен так просто сдаваться. Он не позволит забрать свою жизнь взамен жизни какого-то парня.
Наконец он выбрался из леса на дорогу, прижимая рану рукой. Ещё по пути он заметил придорожное кафе, где и решил искать помощи. Кирилл старался не сбавлять темп, но рана в боку беспокоила всё сильнее. Он чувствовал кровь, текущую по пальцам, пропитавшую одежду, и вспоминал все жуткие рассказы о людях, которых ранило в живот и спасти их оказалось невозможно…К тому же, рану дергало при каждом шаге, и боль все усиливалась.
Пинком открыв дверь, Кирилл оказался в шашлычной. Он быстро огляделся. Небольшой зальчик, заставленный пластиковыми столиками, был совершенно пуст. Кирилл жалел, что ни одного дальнобойщика или залетного путешественника здесь не было, только хлопочущий за барной стойкой полноватый мужчина лет пятидесяти. Подойдя к нему и на секунду почувствовав себя в безопасности, Кирилл едва не потерял сознание от усилившейся до невозможного боли. У него закружилась голова, а сердце бухало где-то в горле, и каждый его удар отдавался в раненом боку.