Так было и со Свладом Чьелли, бесславно знаменитым Дирком, в его студенческие годы.
От среднего кембриджского студента Дирка отличало более плотное телосложение и пристрастие к головным уборам, хотя из таковых он имел всего лишь одну-единственную шляпу, но умудрялся носить ее с шиком, обычно мало присущим молодым людям его возраста. Эта шляпа заслуживала того, чтобы сказать о ней особо. Темно-бордового цвета, круглая, с прямыми полями и низкой тульей, она ежесекундно могла менять свое место на голове владельца, неизменно, однако, сохраняя горизонтальное положение. По элегантности формы и дерзости принимаемых положений ей следовало бы быть не банальным головным убором, а, скажем, предметом интерьера. Например, она великолепно смотрелась бы как абажур на ночной лампе.
Свлад Чьелли как магнит притягивал к себе всех, кто готов был слушать его бесконечные опровержения того, что, согласно неизвестно кем пущенным слухам, с ним якобы происходило. Правда, иного источника слухов, кроме его собственных опровержений, установить так и не удалось.
Все слухи неизбежно связывались с некоей таинственной силой, которую он унаследовал от матери, уроженки далекой Трансильвании. Он не подтверждал, более того, горячо и гневно опровергал все домыслы, считая их сущей выдумкой, нелепицей, нонсенсом.
Так, например, он категорически отрицал, что в его роду могла быть такая нечисть, как летучие мыши-вампиры, и грозился привлечь к ответу каждого, кто посмел бы утверждать подобное. И тем не менее его широкое кожаное пальто с разлетающимися полами делало его удивительно похожим на летучую мышь, а в своей спальне он установил гимнастический снаряд странной формы, на котором временами висел, как он утверждал, для укрепления позвоночника. Иногда днем, а чаще по вечерам, он позволял невзначай застать себя висящим на снаряде вниз головой. Он не видел в этом ничего из ряда вон выходящего и не связывал это с распространяемыми о нем сплетнями.
С помощью верно рассчитанных опровержений ему удалось создать вокруг себя некий ореол таинственности, иногда порождавший самые невероятные догадки, как то, что он медиум, маг, телепат, вещун, ясновидящий и даже "психосасическая" летучая мышь-вампир. Что означает слово "психосасическая", никто, разумеется, не знал. Дирк просто сам его выдумал и сам же решительно отрицал, что знает, что это такое.
Пленительное место! Из него
В кипень беспрерывного волненья
Земля, как бы не в силах своего
Сдержать неумолимого мученья,
Роняла вниз обломки, точно звенья
Тяжелой цепи...
Дирк всегда был без гроша в кармане. Но в один прекрасный день все переменилось.
И все с легкой подачи его сокурсника, соседа по комнате, студента по имени Мендер. Если на то пошло, Дирк сам его заприметил и выбрал соседом, угадав в нем доверчивую и простодушную натуру.
Именно Мендер обнаружил, что, выпив, Дирк разговаривает во сне. Но главное даже не в этом - с кем такого не бывает. Главное в том, что он говорил во сне. Например: "Открытие торговых путей..." м-м... - невнятное бормотание - "...стало поворотным моментом в истории развития империи..." х-р-р... "Студент, отвечайте!"
Как град или мякина под цепом.
Услышав впервые сонное бормотание Дирка, Мендер замер на постели. Было это перед самыми экзаменами, и то, что бормотал во сне Дирк, чертовски напоминало билеты по экономической истории.
Тихонько встав, Мендер осторожно приблизился к постели Дирка, но ничего, кроме нескольких отрывочных фраз о Шлезвиг-Гольштейне и франко-прусской войне, более не разобрал, ибо Дирк уткнулся лицом в подушку.
Новость, однако, распространилась немедленно - тихо, незаметно, но неумолимо, как пожар в саванне.
...меж этих скал,
Где камень с камнем бешено плясал,
Рождалося внезапное теченье,
Поток священный быстро воды мчал...
Весь последующий месяц Дирка наперебой приглашали в гости, щедро кормили и поили в надежде, что во сне он выдаст тайну билетов предстоящей экзаменационной сессии. Но, странным образом, чем обильнее были яства и чем тоньше вина, тем меньше он вещал в свою подушку.
Задачей Дирка было, не признаваясь в своих якобы необыкновенных способностях, наивыгоднейшим образом использовать ситуацию. Поэтому он с еще большей энергией и даже раздражением опровергал все и отказывался говорить на эту тему.
И пять миль, изгибами излучин,
Поток бежал, пронзив лесной туман,
И вдруг, как бы усилием замучен,
Сквозь мглу пещер, где мрак от влаги звучен,
В безжалостный впадал он в океан.
И из пещер, где человек не мерял
Ни призрачный объем, ни глубину,
Рождались крики: вняв им, Кубла верил,
Что возвещают праотцы войну!
Так же яростно он отрицал, что слышит музыку во сне, и тем не менее случайно напеваемые им во сне мотивы через пару недель кто-то превращал в шлягеры. Впрочем, организовать это не составляло большого труда.
Итак, при минимальных усилиях Дирку вполне удавалось поддерживать созданные о нем мифы. Он был ленив, поэтому предоставил доверчивым простакам самим все делать за него. Лень была спасением, ибо если бы кому-нибудь взбрело в голову с пристрастием изучить его паранормальные деяния, немедленно возникли бы сомнения, потребовавшие объяснений. Но чем туманнее и неопределеннее звучали его "пророчества", тем охотнее все спешили принимать желаемое за действительное.
На первый взгляд казалось, что Дирк ничего от этого не имеет. Но для нищего студента пообедать и выпить за чужой счет - не так уж мало, если сесть да подсчитать.
Однако он всегда все отрицал.
И тем не менее снял в итоге неплохой навар.
И тень чертогов наслажденья
Плыла по глади влажных сфер,
И стройный гул вставал от пенья,
И странно слитен был размер
В напеве влаги и пещер.
- Святые небеса!.. - вздрогнул профессор и проснулся. Он действительно задремал. Выпитое за обедом вино разморило его, а монотонный голос чтеца окончательно убаюкал. Испуганно оглянувшись, профессор успокоился, увидев, что вокруг ничего не изменилось. Слова поэмы Кольриджа медленно плыли в согретом свечами воздухе, наполняя звуками тишину огромного зала. Поежившись, профессор приготовился снова погрузиться в дремоту. Однако он решил не выключаться полностью.