– Гонорар вам куда перевести?..
Подумав, Вова важно сказал:
– Все вопросы решайте с продюсером, – и мотнул головой в мою сторону.
Дома он первым делом разоблачился и потребовал провести обход помещений. Впереди, естественно, шел я. Перед кухней, правда, замешкался – надо было выяснить отношения со всеми тремя кошками: опять кто-то сходил мимо лотка…
Из кухни раздался сдавленный крик. Ух и зрелище: голый бугай держит за шиворот худого пацана, который слабо трепыхается.
– Вова, отпусти, это Виталя, приходящий повар. Совсем забыл тебе сказать в этой нервотрепке…
– Предупреждать надо, – насупившись, пробубнил Вова, и важной поступью победителя удалился из кухни.
Виталик, которого, наконец, поставили на пол, жадно пожирал глазами удаляющиеся Вовины формы.
По случаю посторонних в доме Вова облачился в стринги, которые так кстати прикупил утром. Виталик, казалось, никогда не уйдет. Он без конца перемывал посуду, что-то резал, чистил, жарил… В конце концов, пришлось напомнить, что его, наверное, заждались дома. И уходя, бедный мальчик все бросал голодные взгляды на Вову. Взгляды, полные надежды…
– Он что, тоже из этих?..
– А ты сомневаешься?
Вова насупился, но ничего не сказал.
Надо ли говорить, что на следующее утро мы поднялись в несусветную рань, чтобы посмотреть Вову по тиви?..
На этот же день у меня была назначена встреча со следователем. Петровича я знал давно, как-то вместе делали несколько программ, и друг от друга нам скрывать было нечего. В разумных пределах, конечно…
Вову с трудом удалось оставить в коридоре.
– Это кто там? – спросил Петрович.
– Телохранитель. Сам понимаешь, в свете последних событий…
– Ни фига себе! Ну, вас богатых не поймешь…
Он мне вкратце изложил суть дела. Похоже, что-то искали, в квартире настоящий погром. Пальцев – прорва. Пока никаких версий, кроме рядового ограбления, нет…
– Как думаешь, а из ревности никто не мог?..
– Ну, я – точно не мог, у меня в это время запись была. Да и у нас с самого начала были приятельские отношения, и свои романы мы друг от друга не скрывали.
Петрович ухмыльнулся.
– А что касается других… Со вторым мужем у них была бурная любовь. Он вроде из силовых структур, и вскоре после свадьбы погиб в горячей точке. Третий живет в Германии, разошлись они без скандала, так что тоже вряд ли… Ну, а ее мальчики… Меняла она их с завидной регулярностью, но отношения, думаю, у них были сугубо деловые: она им – деньги, они ей – секс. Только с этим, последним, она что-то долго встречалась…
В финале договорились – если будут новости, созвонимся.
Чтобы похоронить Люську, требовалось испросить разрешение у руководства Петровича. Руководство не возражало. Правда, намекнуло, что и второе тело неплохо было бы похоронить, раз уж их вместе…
Почетную миссию сообщить бывшей теще прискорбную весть тоже доверили мне. Тут надо сказать, что Люськина мать, Тамара Ивановна, ну, это просто классический пример тещи из анекдотов: ехидная, сварливая, жадная, скандальная… Она искренне считала, что во всех грехах всегда виноват я. Даже после нашего с Люськой развода.
Не изменила она себе и на этот раз. Громко рыдая по телефону, отчитала между делом: если бы я хорошо следил за Люсенькой, ничего бы не случилось… Интересно, как я должен был за ней следить – в бинокль, что ли?!
Успокоившись, теща уже деловым тоном поинтересовалась: кто же Люсенькин наследник?.. Я ответил: видимо – она…
– Понимаете, Саша, с моими нервами противопоказаны лишние волнения. Вы уж позаботьтесь, чтобы квартиру убрали, ну, вы понимаете, о чем я…
Конечно же, я понимал. Вредная старуха доверила мне убрать следы крови в теперь уже ее квартире…
Пришлось ехать к Петровичу за ключами.
– А у тебя разве своих нет? – невинным голосом поинтересовался тот.
Я понял: проверяет.
– Нет… Знаешь ли, мы жили в разных квартирах. А в гости обычно она ко мне приходила…
Петрович выдал мне ключи, поскольку, как он выразился, следственные действия уже закончены.
Вова, конечно же, поплелся за мной и в Люськину квартиру. Ему это явно не доставляло удовольствия, но, видимо, согревала мысль, что наконец-то можно забрать оттуда свои драгоценнейшие шмотки.
Собирать окровавленные простыни он доверил мне, а сам с трепетом перекладывал в баулы типа «мечта оккупанта» обширную коллекцию нижнего белья.