Наверное, все-таки Кузьме Спиридоновичу надоели местные пьяницы, привез он из районного центра породистого щенка — овчарку, сам выдрессировал его и посадил на цепь, натянутую на длинную проволоку. Слышно было, как собака, со звоном волоча по проволоке железное кольцо, обходила участок. После того, как спущенный с цепи пес изрядно осенью потрепал парней, те закаялись ночью после танцев лазить в сад, а яблоки у Кузьмы Спиридоновича славились в поселке отменным вкусом и сочностью.
Жил в поселке опустившийся до крайности неказистый мужичонка Александров, так его все звали, имя свое он давно потерял, валяясь по кустам да канавам. Его много раз увольняли с работы, давным-давно ушла от него жена с ребятишками. Отчий дом пропил, родственники от него отказались, последнее время с утра до вечера околачивался возле магазина: то подсобит машину с продуктами разгрузить, то пустую тару таскает в кучу, а что заработает, сразу же пропивает.
И вот как-то по старой памяти не обращая внимания на свирепую овчарку, подвыпивший Александров заявился к Кузьме Спиридоновичу. Дело шло к зиме, уже первый снег выпал. Справившись с засовом, Александров храбро вошел через калитку. Овчарка, гремя цепью, бросилась на незваного гостя, но тот сунул ей в раскрытую пасть варежку, добродушно потрепал по холке и, чуть покачиваясь, пошел к крыльцу. Кузьма Спиридонович все это видел из окна. Вышел на крыльцо, выслушал жестикулирующего и ухмыляющегося Александрова — тот трешку в долг просил на опохмелку — ни слова не говоря выдал пятерку и сказал, что возвращать долг не надо.
Проводив пьянчужку, вернулся в дом, немного погодя, вышел оттуда с ружьем, хладнокровно прицелился и прямо с крыльца выпустил дуплетом из обеих стволов заряд крупной дроби в рослого красивого кобеля, преданно смотревшего на своего хозяина. Целил прямо в голову.
Он не сразу закопал овчарку на пустыре: сначала шкуру содрал, тщательно ее обработал, а потом сшил две отличные зимние шапки: себе и одну на продажу.
ПАПА СКАЗАЛ...
Когда началась война, мне было одиннадцать лет и я жил у бабушки в Куженкино. Уже через неделю стали над станцией пролетать в сторону Бологого «Юнкерсы». Бологое — это большая узловая станция в 23-х километрах от нас и немцы, случалось, на дню два-три раза бомбили ее. Мы, мальчишки, забирались на крыши, даже иногда на высоченную водонапорную башню и оттуда смотрели. Перед глазами расстилался сосновый бор, вдалеке виднелся висячий железнодорожный мост. Мы видели белые шапочки зенитных разрывов, потом слышали глухие тяжелые удары. Все это казалось не страшным, какой-то непонятной игрой в войну. Тогда еще нас не бомбили, и мы не знали что это такое. Что такое смерть с неба: отвратительный визг падающих бомб, взрывы, свистящие осколки, вопли смертельно раненных людей... Какое-то время спустя, бомбардировщики возвращались через наш поселок на свои аэродромы. Мы видели черные кресты на крыльях, слышали противный прерывающийся гул моторов. Позже, «Юнкерсы», не снижаясь, стали сбрасывать на мирный поселок фугаски. Особенно много бомб сбрасывали на станцию Куженкино, когда зенитки и ястребки не давали им полностью разгрузиться над Бологое.
До нас доходили жуткие истории: рассказывали, что несколько дней назад полутонная фугаска угодила на колхозный рынок, погибла тьма народу, другой раз — в баню. Голые мужчины и женщины выбегали на улицу, из «Юнкерсов» строчили в них из пулеметов... Одна бомба угодила в жилой дом, взрывной волной зашвырнуло кровать с парализованной старухой прямо на крышу соседнего здания. И надо же так: кровать встала на все четыре ножки, а больную и осколком не задело. Несколько часов лежала она в своей кровати на крыше, глядя в небо, пока пожарные не сняли ее оттуда.
Услышали мы и такую историю: в Бологое раскрыли группу диверсантов. Когда на станции скапливались эшелоны с эвакуированными и воинские составы, спешащие на фронт, как правило, вскоре прилетали «Юнкерсы» и начинали жестоко бомбить. Тысячи людей погибли в первый же год войны на станции Бологое. Ну, днем ладно, эшелоны заметны с воздуха, а ночью? Эскадрильи «Юнкерсов» прилетали ночью и сбрасывали бомбы точно в цель. Подозревали, что на станции действуют шпионы, но поймать их не удавалось. Все уже знали, что немецкие летчики исключительно пунктуальны: обычно прилетали в одно и то же время. И вот как-то десятилетний сын начальника станции после игры в лапту, хвастливо заявил своим приятелям: