— Пистолет у вас настоящий? — спросила Лола.
— У меня все настоящее, — с апломбом ответил Сережа. — Копий и подделок не держу.
— У Серенького дружки в Финляндии, — вставила Мила, закуривая. — Он туда ездит как домой.
Обычно острая на язычок, язвительная подружка сейчас явно заискивала перед этим розовым душистым поросеночком. По-видимому, кое-что ей перепадало от него.
— А кто вы? — задала наивный вопрос Лола.
— Тебе бы, Лолочка, работать в милиции, — улыбнулся Сережа. — Мой бизнес — машины, самая разнообразная видеорадиотехника, ширпотреб, фирменная одежда, обувь. Я плачу таможенные пошлины, не жмусь на подарки нужным людям и меня никто не обижает.
— Тебя такую крутизну обидишь! — хихикнула Мила. Щеки ее раскраснелись, глаза блестели. Папироса в длинных наманикюренных пальцах дымилась, пепел она стряхивала в крошечное отверстие пивной банки. Пиво ударило в голову и Лоле, настроение поднималось, день обещал быть интересным, с каждым километром по Приморскому шоссе воздух становился свежее, прохладнее, в салон врывались запахи хвои, морской воды и водорослей. Она представила себе, как после жаркой сауны окунется в воду и поплывет... Неожиданно перед глазами возникло худощавое глазастое лицо Ивана Рогожина. Старый друг укоризненно смотрел на нее грустными глазами... Где он там обитает на Псковщине? По телевидению передавали, что там даже хлеб дачникам неохотно продают. В деревнях ничего из продуктов не купишь. Сельские жители едва-едва самих себя обеспечивают. Сережа бы в отпуск отправился на море, загорал бы на пляже, а Иван — в глупую деревню!
— Лола, тебе никто не говорил, что ты похожа на артистку Гундареву? — донесся до нее голос Сережи.
— А я на кого похожа? — ревниво влезла Мила. Она, конечно, поддразнивала его, подружки таких Сереж пруд пруди! Но Лола и раньше замечала, что она очень болезненно воспринимала восхищение мужчин Лолой. Подруга считала себя более симпатичной, обаятельной, да на язык была куда побойчее Лолы.
— Я, Сережа, похожа на саму себя, — не очень-то умно ответила Лола, но и вопрос был банальный. Она даже не заметила, что он перешел на «ты». На «вы» их в любой компании называли ровно пять минут после знакомства. Впрочем, они с Милой не обижались. Точно так же почти незнакомых мужчин называли на «ты». Когда все с самого начала ясно и на тебя поглядывают как на свою собственность, к чему «вола крутить за хвост», как выражается Мила Бубнова?..
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
В синих, закатанных до колен, спортивных трикотажных штанах с отвисшей мотней, зеленой с продранными локтями шерстяной кофте и несвежем белом платке она стояла на спускающихся к воде кладям и скороговоркой голосила:
— Понаехали тута усякие баре-помещики наше озеро разорять! Усю рыбу повыловили сетями-шпинингами, покос потравили своими машинами, тудыт-твою вас, городских пузырей-шаромыжников!..
— Словечки-то какие выворачивает! — подивился Иван Рогожин, глядя на поплавок, покачивающийся рядом с ярко-зеленой кувшинкой. — Да что же это, Антоша, за тварь такая горластая? Я думал соловьев буду у тебя на закате слушать, а слышу бабьи вопли и дикий мат!
— Она на бабу-то не похожа, — отозвался Антон. Он сидел на носу плоскодонки и курил. В руках бамбуковое удилище, у ног пластмассовое ведро для мелочи. — Как говорится, ни кожи ни рожи. Народ тут в Плещеевке разный, но такой гадины, ей-Богу не встречал! Иногда затишье на месяц-два, а потом из-за какого-нибудь пустяка вой и мат на всю деревню! А мужик у нее рохля. Она и его несет почем зря. Трезвый молчит, а как нажрется, так тоже отбрехивается. Правда, пьяный он не буянит, заберется в баню и дрыхнет весь день. А Зинка, кляня его, и меня никогда не обойдет, считает, что я Васю угощаю. Раньше, может, и выручал соседа с глубокого похмелья — придет такой несчастный и с порога: «Признавайся, Антон Владимирыч, есть сто граммов голову поправить?» Нальешь, бывало, а теперь, когда водка подорожала, не наливаю. У самого в шкафу пусто. У нас ее проклятую продают по талонам, а в страду вообще не завозят. В прошлом году Зинка все-таки допекла своего тихоню Василия: по телефону вызвала из райцентра милицию, мол, неделю пьет, буянит, грозится порешить ее, страдалицу... Милиция приехала, а его и след простыл! Трое суток бедолага как партизан скрывался в лесной землянке, вернулся домой, когда все успокоилось. Простил ей и эту выходку, а уж когда упекла его на пятнадцать суток в тюрягу, вернулся оттуда, взял у соседа пилу «Дружбу», пропилил в бревенчатой стене дверь во вторую комнату и отделился от этой сварливой сволочи. А изнутри дверь в другую комнату гвоздями забил. С полгода жил один, радовался свободе, а потом, как это бывает под одной крышей, снова сошелся с ней, дверь освободил и опять все по-старому. Справедливости ради надо сказать, что Вася ее — редкостный бездельник! Погляди на его дом: дыры, щели, все покосилось, не зашил даже чердак досками, вот-вот баня развалится, а он и в ус не дует. Вот где что своровать на выпивку, тут он как тут. У меня частенько шарит во дворе: то вагонку утащит, то пустую канистру, а раз батарейный фонарик увел и как ни в чем не бывало ходит с ним ко мне осенними темными вечерами.