— Проходи, Семен Васильевич, — любезно приглашает хозяйка. — Присаживайся к столу, чай пить будем.
— Недосуг мне, Марфа Ивановна, — отказывается бригадир, стоя на пороге и тиская в больших огрубелых руках смятую кепку. — Еще к Филипповым надоть зайти, потом к Федулаевым... Вот что, Марфа Ивановна, будь ласкова, загляни ночью на ферму? Пеструха по моим подсчетам вот-вот должна отелиться...
Почему человек на работе может быть крикливым, грубым, а, переступив порог чужого дома, становится смирным, вежливым, уважительным?..
СОГЛАШАТЕЛЬ
В пивном баре у стойки стоят два человека. Между ними происходит такой разговор.
Вася. Приезжаю домой с дачи. Устал, руки-ноги ломит, столько лопатой намахал! А она, Сашок, не смотрит в мою сторону, швырнет на стол еду и уйдет в другую комнату. И дверью хлопнет. Хорошо так?
Саша. Хорошо.
Вася. Чего же тут хорошего, если жена нос воротит от мужа?
Саша. Хорошего тут мало.
Вася. Иной раз за весь вечер и слова не скажет. Уткнется в книжку, а меня будто в комнате нет. Сижу у телевизора и злюсь.
Саша. Стерва.
Вася. Разве это жизнь? Из кожи лезешь, чтобы все дома было хорошо. Надо — кран починю, замок врежу. Нужна мне эта дача? Для нее же, Ирины, стараюсь! А благодарности ни на грош! Может, у нее кто есть? Любовника завела? Хахаля?
Саша. Ну да, чего бы не завести?
Вася (пытливо заглядывая в глаза). Ты точно знаешь, Сашок?
Саша (испуганно). Чего?
Вася. Ну, что у моей жены есть любовник?
Саша. Зачем ей любовник? Ты сам мужчина видный.
Вася. К черту! Разведусь!
Саша. Это правильно.
Вася. Слова доброго не скажет... Лучше бы ругалась, а то молчит!
Саша. Ведьма.
Вася. Советуешь развестись?
Саша. Разводись.
Вася. А вообще-то, привык я к ней, Сашок. Другие лаются день и ночь, возьми хоть наших соседей, а моя Иришка не любит этого. Правда, молчит подолгу, но это все-таки лучше, чем собачиться.
Саша. Молчит — это хорошо.
Вася. А какие она мне котлеты делает... Таких ни у кого не пробовал.
Саша. Да, котлеты вкусные.
Вася. И потом разве лучше бабу найдешь?
Саша. Где они, лучше-то?
Вася. На пианино играет...
Саша. Заслушаешься.
Вася. А какая она женщина! Конфетка...
Саша. Очень хорошая женщина.
Вася (с подозрением). А ты откуда знаешь?
Саша. Ты ведь говоришь.
Вася. От таких, как моя Ирина, не уходят. За таких держатся руками и ногами.
Саша. Дураком надо быть.
Вася. Выпьем за Иришку, Сашок?
Саша. За твою жену всегда с удовольствием. Редкой души человек!
СТАРУХИ
Я как-то приехал к своей бабушке Ефимье Андреевне Абрамовой. За столом, на котором гордо пускал пар в потолок медный пузатый, с медалями, самовар, сидели на табуретках старушки — ее приятельницы. Чай пили из блюдец, держа их на растопыренных пальцах, наколотый щипцами сахар брали сухими морщинистыми пальцами из старинной хрустальной сахарницы и клали в беззубые рты. Предпочитали по старинке пить чай вприкуску. Круглое печенье размачивали в чашках с кипятком.
— Сынок, че на белом-то свете деется? — обратились ко мне старушки. — Не будет ли, не дай бог, опять войны?
Я стал рассказывать про международное положение, про Америку, с которой отношения потеплели, про Палестину, где бесчинствуют израильские оккупанты...
Старушки прихлебывали из блюдец горячий чай, чтобы лучше слышать меня приставляли к ситцевым платкам сморщенные ладошки, кивали, качали головами, вздыхали.
Скоро им надоело меня слушать и они завели свой неторопливый разговор, который и мне доставил истинное удовольствие. Дело в том, что старухи были глуховаты, но признаться в этом никто не хотел...
— Слышала, Ефимья, у Марьи-то Пасадихи корова ночью принесла трех пестрых телят. Не иначе, как к войне.
— И белых грибов нынче прорва... Прямо за клубом ребятишки по корзинке вдоль тропинки наковыривают.
— Мне давеча черный арап приснился. Голова бритая, а нос пятачком. К чему бы это, бабоньки?
— Это ты про внука, Федулаевна? Хороший у тебя внучок, уважительный. Уж сделать-то ничего не сделает, зато и никогда ни в чем не откажет.
— Я и говорю ей, Марфа, муж-то тебе изменяет на каждом шагу, как ты терпеть-то такое можешь? А она мне: «Будь их хоть семь, а я главная над всем!»
— И мужичонка-то из себя черненький, маленький, чуть зародившийся... За что его бабы-то любят?
— Не мудрено, что он от Марфы бегает... Поглядеть-то не на что: суха и тонка, ею впору оконные щели на зиму затыкать!