Раймон терпеливо ждала. Сколько длилось молчание? Минуту? Две? Дольше? Может быть, дети в саду закончили пить какао, ушли на тихий час или вновь занялись играми? С неожиданной чёткостью Дана поняла, что ребёнок у неё под сердцем родится таким же синеволосым, лиловокожим... и у него будет собственный котёнок — живой, а не синтетическая игрушка. Она спросила:
— Фауста, у вас есть дети?
Впервые за время их знакомства на лице сопредседателя отразилась эмоция. Вопрос явно озадачил её, но она ответила:
— Нет. Для меня это всегда было непозволительной роскошью.
— Тогда понятно. Понятно, почему материнство для вас нечто умозрительное, всего лишь «инстинкт».
Раймон была умной женщиной, «разжёвывать» мысль для неё не требовалось.
— Считаете, женщины согласятся рисковать жизнью, жертвовать собой ради потомства? — в голосе её звучало нескрываемое сомнение. — Не спорю, история богата подобными примерами. Но всё же... Мне кажется, это не столько осознанная потребность, сколько наследие животного мира, из которого мы вышли. Современный человек — существо скорее социальное, чем биологическое, продукт цивилизации, коллективного морально-этического воздействия. Приобретённое всё сильнее довлеет над врождённым, разум — над древними инстинктами, свобода выбора — над потребностями вида, индивидуальный эгоизм — над коллективной целесообразностью.
Она провозглашала бесспорные истины и не понимала, что каждой новой сентенцией противоречит себе. Человек, создавший Программу, призванную защитить вид Homo sapiens от последствий эгоистичных поступков отдельных его представителей, была законченной эгоисткой, не сомневающейся в своём праве решать за всё человечество.
Дана улыбнулась. Озноб прошёл, сковывавшая её ледяная глыба исчезла. Она приняла решение окончательно и бесповоротно, ничего сложного в этом не было. Захотелось вернуться к окну, ещё раз взглянуть на детей. Но прежде она ответила напряжённо ждущей вердикта собеседнице:
— Вы правы, мы больше не часть животного мира, управляемого инстинктами, послушного воле вожаков. Мы — люди. Именно поэтому у женщины должно быть право выбирать будущее своих детей, — у каждой в отдельности и у всех вместе.
Малышей в садике не оказалось — ушли на тихий час. Собака и кошка с котятами тоже куда-то подевались. Зато на ветке дерева — как раз перед окном, у которого стояла Дана, — сидела небольшая матово-чёрная птичка с белым надхвостьем и светлой полосой на крыльях. Карий глаз удивлённо смотрел на молодую женщину. Видеть людей птице доводилось не часто.
— Мы вернёмся, — шепнула ей Дана. — Обязательно вернёмся, просто выглядеть будем немного иначе. Мы изменимся, и не только внешне, — станем умнее. Я надеюсь.