– Послушайте, – прервала его Мэв, – если собираетесь рассказать сказку, просто расскажите и все, ладно?
Идти по обочине в сгущающихся сумерках – мало радости. Мэв то и дело напоминала себе, что никакая машина ее не собьет, но ей все равно было не по себе.
Мягко и нараспев старик начал:
– Так вот о Тигре. Вам нужно понять, что это не просто полосатая кошка из Индии. Это имя, которым люди наделили вообще всех больших кошек: пум, и рысей, и ягуаров, дав общем всех. Вам ясно?
– Разумеется.
– Хорошо. Итак… Давным-давно все сказки были про Тигра. Все истории принадлежали Тигру и все песни тоже. Я бы сказал, все анекдоты были про него, но во времена Тигра анекдотов не рассказывали. Главное в Тигровых историях – насколько крепкие у тебя зубы, как ты охотишься и как ты убиваешь. В Тигровых историях нет ни доброты, ни проказ, ни мира.
Мэв попыталась представить себе, какие сказки могла бы рассказывать большая хищная кошка.
– Значит, там было сплошное насилие?
– Иногда. Но большей частью они были просто неприятными. Когда все сказки и все песни принадлежали Тигру, дурное для всех было время. Люди перенимают дух сказок и песен, которые их окружают, особенно если своих собственных у них нет. И во времена Тигра все сказки были мрачными. Они начинались слезами и заканчивались кровью, но других люди не знали. Потом появился Ананси. Надо думать, вам все известно про Ананси…
– Кажется, нет, – призналась Мэв.
– Ну, начни я говорить о том, каким умным и красивым, каким обаятельным и коварным был Ананси, я мог бы начать сегодня и не закончить до четверга на будущей неделе, – завелся старик.
– Тогда не начинайте, – посоветовала Мэв. – Я поверю вам на слово. И что сделал этот Ананси?
– Ну, Ананси выиграл все сказки… Выиграл? Нет, он их заслужил! Он отобрал их у Тигра и сделал так, чтобы Тигр не мог больше попасть в реальный мир. Во всяком случае, во плоти. И сказки, которые люди стали рассказывать, превратились в истории Ананси. И было это?.. Кажется, лет десять – пятнадцать тысяч назад. Так вот, в принадлежащих Ананси сказках есть и хитринка, и шалости, и мудрость. И люди по всему миру перестали думать лишь о том, как бы стать охотником и не превратиться в добычу. Выход из положения они начали искать при помощи ума, а не силы – впрочем, иногда попадали в еще худший переплет. Им по-прежнему нужно было наполнять чем-то животы, но теперь они старались сообразить, как бы сделать это, не работая: вот тогда-то люди и начали работать головой! Кое-кто считает, что первым орудием человека было оружие, но только переворачивают все с ног на голову. Всякий раз впереди дубины шел костыль. Ведь теперь люди стали рассказывать Анансины сказки, а потому думали о том, как добиться поцелуя или получить что-то задаром, будучи умнее или забавнее. Вот когда они начали творить мир.
– Но это же просто фольклор, – сказала она. – А его придумывали те, кто изучает, как появляются сказки.
– И что это меняет? – спросил пожилой джентльмен. – Предположим, Ананси просто герой сказки, придуманный в Африке на заре времен каким-то мальчишкой, вокруг ноги которого вьются мухи, который тычет концом костыля в землю и придумывает дурацкие истории про человека из смолы. Разве это что-то меняет? Люди реагируют на сказки, пересказывают их. И так сказки распространяются и, пока их рассказывают, меняют рассказчика. Ведь теперь те, кто думал лишь о том, как бы убежать от льва и держаться подальше от реки, чтобы крокодилы не получили дармовой обед, начинают мечтать о другом, новом месте. Мир, возможно, остался прежним, но обои-то изменились, верно? У людей по-прежнему все та же история, та, с которой они родились, живут всю жизнь, а потом умирают, но теперь она значит кое-что иное, не то что раньше.
– Вы хотите сказать, что до появления историй Ананси мир был диким и варварским?
– В общем и целом.
Мэв понадобилось некоторое время, чтобы это переварить.
– Что ж, – весело сказала она наконец, – хорошо, что сказки теперь принадлежат Ананси.
Старик кивнул.
– Но разве Тигр не хочет их вернуть? – спросила вдруг Мэв.
– Вот уже десять тысяч лет как хочет.
– Но ведь он их не получит, правда?
– Ананси мертв, – сказал старик. – А «каспер» мало что может сделать.
– Учитывая, что я сама «каспер», слышать такие слова обидно.
– «Касперы» ведь не способны касаться предметов, или забыли?
Мэв задумалась.
– Так что же я могу потрогать? – спросила она.
На красивом старом лице мелькнуло выражение одновременно лукавое и распутное.
– Меня, например.
– Должна вам сказать, – с притворным возмущением объявила она, – что я замужняя женщина.
Его улыбка стала только шире. Это была ласковая и мягкая улыбка, столь же опасная, сколь и согревающая сердце.
– С точки зрения морали, в брачном обете есть оговорка: «пока смерть не разлучит нас».
На Мэв это не произвело впечатление.
– Дело в том, что вы нематериальная девушка. Вы способны касаться нематериального. Меня, например. Если хотите, пойдем танцевать. Тут есть одно местечко, сразу за углом. В том танцзале едва ли обратят внимание на пару «касперов».
Мэв поразмыслила. Она так давно не танцевала.
– А вы хороший танцор? – спросила она.
– Никто не жаловался, – улыбнулся пожилой джентльмен.
– Я хочу найти мужчину, живого мужчину по имени Грэхем Хорикс. Вы мне поможете?
– Бесспорно, я поведу вас в верном направлении. Так вы танцуете?
Уголки губ Мэв тронула улыбка.
– А вы приглашаете?
Костяные цепи, удерживавшие Паука на полу, спали. Обжигающая и постоянная, как при воспалившейся надкостнице, боль, которая заполняла все его существо, начала отступать.