— Я не могу, Надь, не могу.
— Пойдем, пойдем.
Надя стала силой оттаскивать ее от смотрящего в одну точку отца, готового встретить смерть. Заметив, как девушка стала сопротивляться, к Наде на выручку поспешил Домкрат, и обоим удалось оттащить впавшую в истерику Машу наружу. Все это происходило под очередной приступ кашля, внезапно охвативший старика.
— Пошли. — Арина взяла за руку остолбеневшего от зрелища Тихона и увела прочь.
С Вадимом Георгиевичем наедине остались только Матвей и Лейгур.
— Матвей, — раздался голос старика.
— Да? — Пришлось сесть на колени рядом с ним, чтобы лучше расслышать.
— Позаботься о Маше, хорошо?
— Обещаю.
— Ты хороший человек, Матвей. Хороший…
Он снова закашлялся.
— Как же больно… Господи! Боже милостивый! Как же больно.
Над его ухом наклонился Лейгур и прошептал:
— Если хотите, я могу покончить с этой болью.
Матвей вначале не поверил услышанному и с ужасом уставился на исландца. Не послышалось ли ему?
— Только скажите, — продолжил нашептывать Лейгур, — я все сделаю.
— Грех же… — выдавил из себя старик.
— Я не верю в вашего Бога, поэтому не боюсь его наказания. Но и делать ничего не буду, если вы не попросите.
— Хорошо, — не задумываясь, ответил Вадим Георгиевич.
— Хорошо?
— Да, хорошо. Сделай это, сделай… — Он поморщился от боли.
Лейгур взглянул на Матвея и словно взглядом спросил, не хочет ли он возразить? Но собиратель и не думал об этом. Окажись он на месте старика, так и сам бы пожелал скорейшего избавления от этой агонии, любыми средствами…
Так и не услышав возражений от Матвея, ручищи Лейгура потянулись к горлу старика.
Собиратель резко встал и отвернулся, не в силах наблюдать за происходящим. Выйти он не мог, подумают неладное, когда спросят, почему там задержался один лишь исландец. Творившееся здесь лучше всего сохранить в тайне.
На верхушке полуразрушенного иконостаса перед Матвеем висело изображением распятого Христа, чей лик заметно истерся. Виднелся лишь обращенный к земле мертвый взгляд, который словно подглядывал за творящимся в храме.
Раздалось кряхтение c глухими ударами о дощатый пол, затем приглушенный кашель, а после настала тишина.
Длилось это не дольше минуты, а по ощущениям так целая вечность.
Матвей и Лейгур вышли на крыльцо церкви и заметили, как остальные уже поднимались по кювету к трассе. Надя придерживала за плечо Машу, будто оберегая ее от желания вырваться и убежать обратно.
— Я должен был это сделать, — проговорил Лейгур.
— Да, — ответил Матвей и посмотрел в голубые глаза исландца. — Если хочешь знать, я не осуждаю тебя, но остальным об этом лучше не рассказывать.
— Разумеется, — тихо произнес исландец. — Пускай это будет нашей тайной.
Оба они спустились по ступеням и отправились вслед за командой.
Как только вышли на трассу, не обмолвились и словечком. Со стороны все шестеро походили на похоронную процессию, но без гроба, и лишь с идущей впереди безутешной дочерью, потерявшей отца. Порой Маша срывалась в сторону в явном желании вернуться, но ласковая и одновременно крепкая хватка идущей рядом Нади останавливала ее, прижимая к себе. Но чем дальше они отходили от злополучной церкви, тем меньше попыток вырваться предпринимала Маша, пока и вовсе не успокоилась.
Стало холодать. Ветер немного усилился, окружающие путников деревья протяжно заскрипели, а парящие в воздухе птицы резво защебетали. Казалось, сам лес предупреждал о надвигающемся холоде. Чу́дное дело, еще вчера здесь царствовала сплошная грязь и морось, а совсем скоро все снова заметет снегом.
Матвей подумал:
«Вадим Георгиевич обязательно упомянул бы Божье вмешательство».
Полчаса спустя заметили Юдичева, бредущего впереди. Тот увидел их метров за сто, остановился и в ожидании уселся на упавшее вдоль дороги дерево.
— Так, не понял, — сказал он, как только остальные оказались рядом, — а где же ваш груз?
Внезапно Маша подскочила к Юдичеву, одним махом свалила его на землю и принялась колотить по лицу. Прежде чем броситься разнимать драку, Матвей только и заметил, как физиономия капитана обрела очертания растерянности — он точно не ожидал подобного поворота.
Драку разнять Матвею не удалось, не успел, но зато встал между разозленным как черт Юдичевым, откинувшим в сторону хрупкую Машу, и вовремя. Максим размениваться на слова больше не желал и достал из кармана пистолет.
— Я предупреждал тебя, сука! Предупреждал! — орал разгневанный капитан, сняв оружие с предохранителя. Из его левой ноздри потекла кровь, окрасив его пшенные усы в багровый цвет. Значит, кулак Маши все же достиг своей цели.