Непроизвольно Ферн снова посмотрела на море, но поверхность его была пуста, только еще не опавшие пузырьки пены лежали на песке.
Ферн с Уиллом не могли понять, как Элайсон будет искать ключ, и будет ли она вообще это делать.
— Конечно, она не догадывается, что у нее есть конкуренты, — рассуждала Ферн. — Она поняла, что мы что-то разыскиваем, но не знает что. Пусть себе думает, что мы ищем пиратские сокровища. Она, должно быть, считает, что если мы найдем ключ, то тут же отдадим его ей.
— Но ты ведь еще не нашла ключ? — спросил Уилл.
— Не нашла, хоть и искала, — ответила сестра.
Элайсон уехала в Лондон только во вторник на следующей неделе. За это время дважды звонил Робин, и хотя Ферн удавалось немного поговорить с ним, она решила не будить его дремлющий здравый смыл. Вместо этого она наносила отцу удары ниже пояса, говоря с ним голосом тоскующего ребенка, напоминая ему о планах, которые они строили на это лето и все время повторяя, что в Йоркшире без него вовсе не весело. В конце концов, рассуждала она про себя, их проблемы никто не назвал бы веселыми. Робин заверял ее, что скоро вернется, после чего вступала Элайсон, быстро растолковывая, что он не может отменить важных визитов к ее друзьям в Америке. Ферн оставалось только надеяться на его отцовские чувства, которые должны были перебороть издательский азарт.
Утром в понедельник Ферн попыталась зрительно представить отца, который вернется, смущенный, как рыцарь, опоздавший к началу сражения и появившийся на поле битвы тогда, когда ему там уже нечего делать. Хорошо бы он попросил Элайсон уехать, но скорее всего, он попросит ее остаться. И если случайно столкнется с каким-либо удивительным явлением, то постарается найти этому любое объяснение, как бы нелепо оно ни было. Слегка угнетенная этими размышлениями, Ферн отправилась в деревню, якобы для того, чтобы запастись апельсиновым соком.
На обратном пути она увидела Элайсон, беседовавшую с мотоциклистом. Ферн, желая остаться незамеченной, постаралась пройти стороной. Мотоциклист подъехал к тротуару, Элайсон стояла на некотором расстоянии от него. Ее голос звучал резко и повелительно. Только позже Ферн вспомнила, что за все время беседы мотоциклист так и не поднял щитка своего шлема, закрывающего голову и шею, несмотря на то, что ему, наверное, было очень жарко. Тем более, что на нем еще были черные перчатки с крагами, черная кожаная куртка, блестящие черные джинсы и тяжелые ботинки. Его машина выглядела очень громоздкой, но она резко рванулась с места и в движении сразу обрела равновесие. Элайсон быстро пошла в Дэйл Хауз. Ферн, чуть переждав, тоже двинулась к дому.
— Я видела, как вы разговаривали с мотоциклистом, — сказала Ферн за ужином, с тайным желанием увидеть растерянность на лице Элайсон.
— Ты видела… Да!.. Мотоциклист. Он заблудился. Ему нужна была дорога на Уитби. Надеюсь, что я правильно указала ему направление.
— Она соврала, — позже сказала Ферн. — Он не спрашивал у нее дорогу. Он местный, мы его уже несколько раз видели.
Строители прибыли в то утро, когда Элайсон уехала в Лондон. Это были Ролло и два его помощника. Ферн и Уилл были разочарованы, когда увидели, что вечером, уходя, строители заперли дверь в амбар. Слишком дружеское поведение Ролло, особенно по отношению к Уиллу, стало еще более пугающим.
— Кто за это будет платить? — бормотала Ферн. — Папочка ничего не давал, кроме словесных обещаний.
В среду она решила, что необходимо все разузнать.
— Их наняла Элайсон, — доложила она Уиллу. — Это значит, что она в состоянии платить, хотя неизвестно, как она договорилась с папочкой. Конечно, он не откажется выложить денежки независимо от размера счета, ты же знаешь, какой он. И все-таки она сильно рискует. Интересно почему?
Но на этот вопрос пока еще не было ответа.
Рано утром следующего дня перед Дэйл Хаузом остановился очень длинный, очень белый автомобиль. Верх его был открыт, обивка сияла чистотой, металлические детали блестели, на них не было ни единого пятнышка. Он был так же неуместен на узкой йоркширской дороге, как акула в аквариуме. Волосы водителя сверкали так, будто они были хромированы, а светлый шелковый костюм, как будто сшитый специально для этого случая, выгодно обрисовывал его изящную фигуру.