Позже, когда Мэгги Динсдэйл спросила у мужа, о чем он задумался, он ей ответил:
— Я перекинулся парой слов с одним парнем из лаборатории. Он, правда, не упомянул об этом в своем заключении, но был поражен тем, что, судя по всему, Элайсон утонула в соленой воде. — Гас помолчал. — Она в море, сказала Ферн. В море…
И непонятно почему, но Мэгги пробрала дрожь.
Хоронили Элайсон в Лондоне. Робин поехал. Ферн уклонилась. Она с облегчением заметила, что со смертью Элаймонд ее влияние на Робина полностью испарилось, и, казалось, что он слегка сбит с толку собственной рассеянностью, однако он легко пришел в себя. Очень скоро тон его стал таким покровительственным, что Ферн стала подумывать о том, как бы отвлечь его внимание от Йоркшира.
— Мы на пару недель поедем на юг Франции, — заявил он детям, когда вернулся с похорон. — Я пил кофе с Джэйн Клиари, они приглашают нас на виллу. Она была в шоке, когда я рассказал ей всю эту историю. Вам хочется туда поехать, а? — Он с надеждой посмотрел на дочь. — Тебе никогда особенно не нравилось жить здесь.
Но Ферн ответила уклончиво. Несмотря на то, что ее приключения, казалось, закончились, ей не хотелось уезжать. Рэггинбоун по-прежнему бродил по окрестностям, Лугэрри продолжала наведываться в кухню.
— Пес, которого мы иногда подкармливаем, — объяснял отцу Уилл, — принадлежит одному местному, правда, немного странному человеку.
Робин, который посчитал, что нужно показать любовь к животному, хотя он вовсе и не любил животных, принял это объяснение, не задавая лишних вопросов. Он поглаживал Лугэрри, с удивлением замечая, что взгляд ее желтых глаз ему неприятен. Это был всего лишь один из фактов, которые создавали в нем внутренний дискомфорт. И это его беспокоило. Он не мог понять, отчего в нем постоянно присутствует тревога.
— Ну, вы хотите поехать во Францию? — повторил он, почти умоляя.
— Да, конечно, — ответил Уилл с преувеличенным энтузиазмом.
Ферн, глядя на них отсутствующим взглядом, не сказала ничего.
Из разговоров с другими родителями Робин знал, что подростков часто бывает трудно понять: они проводят время, мечтая о друге или о подруге, нервничают по поводу результатов экзаменов, окутывают себя дымкой отчуждения, что может быть результатом наркотиков или усиленной работы гормонов. Но Ферн вовсе не была таким подростком.
— С тобой все в порядке, старушка? — неуверенно спросил Робин.
— Да, папочка. Конечно. Все нормально.
— Обычно ты так любила ездить во Францию.
— Да я просто не в настроении, вот и все.
Она огорчена смертью Элайсон, подумал Робин. Вот в чем дело. Она, возможно, в чем-то винит себя.
— Мне нравится здесь, — продолжала Ферн, слегка улыбнувшись. — Не волнуйся, папочка. Думаю, что спустя некоторое время я буду чувствовать
себя по-другому.
— Видел на похоронах Джейвьера Холта, — сказал Робин. — Оказывается, он приглашал тебя на обед. — Смутное подозрение возникло у него в сознании.
— Да, приглашал, — Ферн заставила себя сказать это как можно более равнодушно, хотя внутри у нее нее сжалось.
— Ну и как это было?
— Мы поехали в какой-то местный паб. Все было хорошо. Я даже не знала, что тут есть приличный ресторан.
Робин вздохнул с облегчением.
— О, я не знал. Йоркширская еда — ростбиф, пудинг — очень знаменита.
— Там было французское меню, — заметила Ферн.
— Джейвьер сказал, что на днях он будет проезжать мимо нас. По пути в Шотландию. Он сказал, что у Элайсон есть какие-то предметы, которые принадлежат галерее, она брала там картину, думаю, что он это имел в виду. Так или иначе, он хочет все забрать. Но наверное, этот Ролло уже все увез.
— Да, — сказала Ферн. — Я сама помогала ему упаковывать вещи.
— И я ему сказал то же самое, — сказал Робин, — но он все равно заедет.
Ферн и Уилл побывали в комнате Элайсон на следующий день после ее смерти. Ручка двери больше не кусалась, ковер и занавески потускнели, и все вернулось в прежнее, съеденное молью состояние. Покрывало с павлинами выглядело безвкусным и чужеродным. У Лугэрри, которая вошла вслед за ними, поднялась шерсть на загривке.