Она не заметила, как пересекла границы бессознательного. Это было медленное путешествие из тьмы во тьму. Она открыла глаза и увидела зеленый склон холма, такой же зеленый, как долины в Вайроке. Внизу, у подножья холма, стоял дом, странный серый дом с черепичной крышей и высокими трубами. Прежде таких домов она не видела. Она начала спускаться к дому, но перед ней из травы появился волк и стал в упор смотреть на нее ярко-желтыми глазами. «Я должна идти, — сказала она. — Они меня ждут». Она не знала, кого называет этим словом «они», но что-то вынуждало ее двигаться вперед. Волк не тронулся с места. «Я должна идти», — но волк будто врос в землю. Дом был так близко, ее охватила ярость оттого, что он недостижим. Она попыталась шагнуть…
— Запрещается, — сказал голос позади нее. Это был Хермит, непохожий на Хермита, он был тоньше или толще, моложе или старше и вместо старой одежды из шкур на нем был плащ с капюшоном, который закрывал лицо. Твое время еще не пришло.
— Но я должна идти! — умоляла она.
— Нельзя. — Тон его голоса был суров. — Нельзя обманывать историю. Иди обратно.
Обратно…
Сон стал путаться, видение сменялось видением, сцены проносились с такой скоростью, что в сознании от них ничего не оставалось. Когда движение замедлилось, все вокруг стало голубым, смутно знакомым, и постепенно она поняла, что плывет в глубине моря, и над ней проносятся косяки рыб. Под ней простирался коралловый риф, остроконечный лес, полный колышущихся теней. Она вглядывалась в каждую расщелину, отодвигая в сторону шелковые водоросли, дотрагиваясь до анемон, чтобы их закрыть. Она догадалась, что ищет что-то, хотя и не знала, что именно. Ей необходимо было это найти, но она ничего не находила. И тут риф рассыпался в песчаную муть и перед ней возник потонувший корабль, наполовину ушедший в песок. Деревянный корабль, который мог бы быть рыбацкой шхуной, но нос его был украшен женской фигурой. Когда она подплыла ближе, она увидела, что это фигура Юинард. Ее полные печали глаза смотрели на Ферн, черные волосы, отделившись от тела, медленно плыли по течению. «Но ты же ушла, — сказала Ферн, — ты ушла с дельфином…»
Юинард исчезла, и прилив стал отливом, вода осталась только в небольших лужицах, и все морское дно было высушено солнцем. Вдали виднелся вход в пещеру, куда Рэйфарл привел Ферн, скала закрывала этот вход, но между ней и пещерой теперь простиралось огромное пространство, заполненное грязью, мусором и умершими морскими животными.
Ферн начала двигаться к пляжу, но внезапное чувство ошеломило ее: все неправильно, она должна быть не на пляже, а в тюремной камере, с подушкой под головой, закутанная в одеяло. С неосознанным усилием Ферн выбралась из исчезнувшего моря и снова оказалась в тюрьме.
Она лежала, не понимая, зачем нужно было просыпаться, если в действительности все так мрачно. Но она больше не могла спать, она ожидала встречи с Иксэйво, ее тревожили новые вопросы, на которые не было ответа. Ферн подумала об ужасной трагедии, которую он так равнодушно предсказывал, о том, что он говорил об этом в прошедшем времени, как о далеком прошлом, говорил об Атлантиде всего лишь как о фрагменте истории. И ничего нельзя было изменить, только вернуть ключ и выполнить Задачу. Однако Ферн знала, что для нее Задача важнее, чем для него. Он хотел получить Лоудстоун или то, что от него осталось, он хотел управлять этим, использовать это, но ему была необходима ее помощь. Она была его ключом. Он вверг ее в дьявольский союз, показал ей, как действовать, предложил свою помощь, заставлял ему служить. Но ее не так-то просто обмануть. Она сама должна найти способ, как использовать Иксэйво.
Он сказал: «Мы здесь единственные живые люди», отсылая жителей Атлантиды на кладбище, но она отказывается это принимать. Она будет сражаться за людей, которые ей дороги. Она будет сражаться, чтобы спасти их, найти ключ, закрыть Дверь и победить Иксэйво… Но ее замыслы смутны и невыполнимы. Сейчас она сидит одна в темноте. Внезапно Ферн почувствовала себя совсем маленькой, ей стало страшно, и она потеряла надежду на спасение…
Прошло много времени — и неожиданно возник свет. Она увидела рассеянное движущееся свечение на потолке и таким образом наконец поняла, где потолок, стены и пол. Темнота больше не была бесформенной. Свет факела проник сквозь решетку в полу. Ферн опустилась на колени и постаралась что-нибудь разглядеть. В мерцании пламени она увидела широкие плечи.
— Эй! — крикнула она. — Кто там? Помогите мне!
— Фернани! — это был голос Рэйфарла. — Где ты?
— Я здесь.
Факел настолько приблизился к Ферн, что она почувствовала его жар. Затем она поняла, что Рэйфарл смотрит на нее.
— Я заперта здесь, — сказала Ферн. — Эта решетка в полу моей комнаты, но ее не сдвинуть с места. Ты можешь освободить меня?
— Почему ты не воспользуешься Даром?
Она об этом не подумала. Не веря в успех, она попыталась сконцентрироваться на пересечении железок, заставляя их сломаться, но ее воля оказалась слаба, она была недостаточно уверена в себе.
— Не выходит, — сказала она. — У меня не хватает практики. Это получается только тогда, когда нет времени задумываться, когда опасность слишком велика.
Рэйфарл стал переговариваться со своими спутниками, голос одного из них был, похоже, голосом Иптора. Затем он сказал:
— Держись, мы найдем тебя. Когда Лоудстоун раскололся, открылись новые проходы. Иптор говорит, что отсюда можно пробраться в катакомбы, а оттуда в башню, где находится твоя камера. Ты знаешь ее номер?
— Нет, но она расположена рядом с лестницей, около апартаментов стражника.
— Хорошо. Мы скоро придем, нам надо достать у тюремщика ключи. Держись.
И с этими словами они ушли.
Ферн стала ждать. Она уже перестала надеяться, когда услышала, что задвижка отодвигается. Это был Рэйфарл. Она выскользнула в дверь, схватила его и чуть не задушила в своих объятьях.
За ним стоял смущенный Иптор.
— Ты не ранена? — спросил Рэйфарл, напуганный ее неистовством. — Что он сделал с тобой?
— Ничего. Ничего. Я в полном порядке. — К собственному удивлению она всхлипывала, непроизвольные слезы бежали по лицу. — Я так рада, что вы пришли. Так рада… — И, смахнув слезы, спросила: — Почему вы пришли?
Он нахмурился, пожал плечами.
— Разве это важно?
— Нет.
— Это Гоугот, — сказал Рэйфарл, и Ферн увидела широкое темно-оливковое лицо с носом, терявшимся между щек, и глазами, вжатыми во впадины между скулами и бровями. С левой стороны черепа виднелся неясный знак раба.
Они побежали по коридору, переступив через лежавшего без сознания тюремщика. Ферн старалась прогнать от себя предсказания Иксэйво о неотвратимой гибели, огромной волне, падении города. Она ожидала, что ее сообщение вызовет недоверие и была удивлена, когда поняла, что Иптор думает так же.
— В городе тревога, увеличилось давление, ты могла это почувствовать даже под землей. Я думаю, нам надо уходить. «Норн» ждет нас. Пойду соберу остальных. Встречаемся на верфи.
— Но все-таки ты в это не веришь, — неубедительно возразил Рэйфарл.
— В заливе понизился уровень воды, на восточном берегу до сих пор нет прилива, — настаивал Иптор. — Это, конечно, может быть каприз природы, но что касается моей шкуры, я очень, очень хочу ее спасти. Если Атлантиде грозит погибель, то, по мне, лучше оказаться где-нибудь в другом месте. Рэйфарл, ты самый лучший моряк из нас. Ты нам нужен.'У тебя есть связи с морскими богами, отсюда и твоя склонность к нимфам. Если начнется буря, ты один сможешь управлять кораблем.
— Если, — сказал Рэйфарл. — Все эти «если». Я должен повидаться с матерью. — Если, если она пойдет с нами…
— Женщина на корабле — плохой знак, — сказал Гоугот.
— Женщина везде плохой знак, — ухмыльнулся Иптор.
— И Ферн, — заметил Рэйфарл резко. — Без них я не двинусь с места. Если ты думаешь, что женщины — это плохой знак, отправляйся и без капитана. Попытайся.