Их оружие было примитивно, но ярость уже бурлила и клокотала в них. Они были людьми, и они пришли на эту землю, чтобы сеять и пожинать смерть.
Но первым человеком стал не тот примат, который разбил дубиной или камнем голову своему сородичу. Это могла сделать и обезьяна. Первым человеком стал тот, кто совершил это в составе организованной группы, распределив роли и продумав под своим еще очень низким лбом простенький план действий.
А может, человеком стал тот, кто убил и понял, что поступил плохо? Но все равно делал так вновь и вновь, потому что такое поведение сулило эволюционную выгоду и экономию энергии, находясь во власти страшного дуализма, разорванности надвое. Так вместе с разумом родилось зло, которого не было ни во вселенной косной материи, ни в царстве бессловесных тварей.
Казалось, бой будет продолжаться бесконечно, но вот одно племя начало медленно отступать под натиском превосходящих сил. Они не были слабее телом и духом, но их брали числом.
Они попытались прорваться к реке, но их окружили со всех сторон с намерением истребить до последнего. Положение казалось безвыходным, но они не собирались сдаваться. Да и не могли — ценой поражения была гибель, а призом, который получает победитель, являлась жизнь. Оба племени это интуитивно понимали, поэтому дрались насмерть.
Упавшие хватали дерущихся за ноги, впивались, как волки, в лодыжки и пытались повалить на землю. Трещали кости, рвались жилы и мышцы. Сбившись в одну массу дерущейся плоти, странные существа рычали и вопили так, что травоядные удирали прочь от этого места на расстояние дневного перехода. Хищники навострили уши и тоже удалились на безопасное расстояние. Только гиены и волки втянули носами воздух и подошли чуть ближе, несколько рогатых воронов с черно-красным оперением вспорхнули на ветку развесистой акации, да где-то в вышине среди низких облаков промелькнула точка: это нес свой дневной дозор стервятник. Сегодня у них будет пир. Но не раньше, чем эти непонятные двуногие отойдут подальше от вкусной добычи из мяса и крови.
Битва между тем продолжалась. С глухим стуком и мокрым хлюпаньем обрушивались на головы дубины, врезались в квадратные челюсти костлявые кулаки. Но уже становилось понятно, что перевес — на стороне пришельцев.
Захватчики и обороняющиеся настолько похожи, что их и не отличить — это был один подвид гоминидов. Понятия „язык“ в эпоху первобытной лингвистической непрерывности еще не было, на жесты и мимику приходилось больше половины информации, которую гоминиды могли передавать. Но так как они приходились друг другу кровными родственниками, происходя от общего прапрапрадеда, жившего с десяток поколений назад, их уханье и взревывание имело много общих черт. Хотя даже частей речи еще не было.
„Ух!“, „Эх!“, „Ха!“, „Г-р-р-р!“ — с такими звуками шла битва.
И вот уже то один, то другой из обороняющейся стаи падал, чтобы больше не подняться, а на немногих воинов, которые пытались отбиться, встав спиной к каменистой осыпи на берегу реки, навалились скопом. Вскоре над толпой были воздеты руки с их окровавленными головами — безглазыми, расплющенными, с отгрызенными в порыве ярости ушами и носами.
Битва закончилась. Как только триумфаторы перевели дух, поле брани превратилось в пиршественный стол. Измученные бескормицей победители без стеснения ели побежденных. Они были чисты и наивны, как дети, и еще не осознали радости убийства ради убийства. Но у них настали трудные времена в последние два месяца (слова „месяц“ они тоже не знали, хотя движение луны по небу их иногда занимало), потому что племя неумеренно разрослось и истребило или распугало всю добычу в окрестностях. От скученности на стойбище, где они прожили почти полгода, начались болезни, люди начали слабеть и умирать. А тут еще и страшная засуха случилась.
Причинно-следственной связи между гниющими отбросами и нечистотами, над которыми жужжали мухи, и начавшимся мором, они не могли видеть. Но когда умерло десятка два взрослых особей, безотчетный страх заставил остальных покинуть стойбище и пойти искать новое. На удобной излучине реки в пяти десятках километров к югу место было, к несчастью, занято. Можно было идти дальше, можно было удалиться от живительной реки, но они, хоть и не знали чисел, поняли, что их больше, чем живущих в этой роще гоминидов. Поэтому с ходу, не тратя время на политесы, вступили в бой, подбирая камни и выламывая дубинки прямо на ходу.