Девушка дерзко посмотрела Александру прямо в глаза.
- С позиции друга он прав, - государю отчего-то стало стыдно. - И вообще, это, в некотором роде, личное письмо. А не официальный рескрипт.
- Я бы и дружбу такую не потерпела, - упрямо продолжала его младшая сестра. - У тебя всегда с ним были странные отношения. Адам решил быть ведущим, а ты ему подчиняешься. Но так же нельзя! Дружба предполагает равенство!
- Это недостижимо в жизни, - покачал головой Александр. - И Адам... Да, он и в самом деле сильнее меня. Старше. Много пережил. Он такие вещи о себе рассказывал, что я на его фоне смотрюсь незрелым мальчишкой. И он умён, этого не отнимешь. Я сам согласился быть вторым - вот и расхлёбываю. А вести себя как тиран по отношению к князю мне совесть не позволит.
- А ему позволила совесть при всех крутить роман с Lise? - прищурив зеленовато-серые глаза, проговорила Екатерина.
- Като, - утомленно начал её брат. - Мы с ней ещё до этого договорились, что, коль скоро мы друг друга не интересуем как мужчина и женщина, мы вольны выбирать себе любовников...
- Это я знаю, - перебила его великая княжна, скрестив руки на груди. - Но кто их просил делать ребёнка? Девочка была копией твоего лучшего друга, и обманывать свет долго бы не получилось.
- Она родилась по воле Провидения, - вздохнул Александр, помрачнев лицом. - Этого нельзя было избежать.
- Саша. У твоего Чарторыйского в постели перебывала масса женщин. Он должен был знать, каким именно способом можно предотвратить такие неприятности, - жёстко проговорила девушка.
- Като! - государь покраснел от стыда. - Ты же ещё девица! Откуда ты это знаешь?
- А я слушаю, что люди говорят, - беззаботно откликнулась великая княжна. - Но дело не в моей нравственности. Дело в том, зачем Адам так поступил.
- Кажется, я начинаю понимать... Он хотел повязать свою кровь с царской, - проговорил император.
- И иметь кандидатуру в наследственные польские короли. Он же не знал, что родится девочка, - Като встала и поправила платье.
- Ma soeur, - Александр привстал, наклонился к ней вперёд, через всю столешницу. - Получается, он хотел таким образом воплотить в жизнь идею династической унии Польши и России?
- Да, - глаза Екатерины сделались совсем зелёными, и что-то хищное появилось в её лице, сходство с кошкой только усилилось. - Ты сам говорил о том, что он умён. Когда этот план не получился, он стал играть в открытую. А ты его подвёл и на этот раз...
- А теперь он просится в отставку. Умывает руки, да? - мысли лихорадочно завертелись в голове у государя.
- Не совсем. Он хочет, чтобы ты развязал ему руки, - Като вновь угостилась печеньем. Её лицо выглядело абсолютно спокойным и в то же время решительным.
- Неужели он замышляет очередное восстание? - Александр побагровел.
- Как знать, - пожала плечами его сестра. - Но он явно не собирается делать ничего хорошего для России.
- Так. В отставку он у меня не пойдёт. Пусть делает с этим, что хочет, - и Александр сел писать очень краткое послание к Чарторыйскому, содержащее такие слова: "Адам, скажи мне прямо, что именно ты желаешь?"
Великая княжна гипнотизировала его взглядом и, подняв глаза на неё, Александр ощутил, как его охватывает некая дрожь. Сестра. Одна с ним кровь. Единственная, кому он может нынче довериться. Сильная и решительная девушка. Очень жаль, что Екатерина не родилась мужчиной. А то была бы его первым советником. Като права в главном - надо постепенно прекратить "дружить" с сановниками. Пора учиться повелевать. И приближать к себе надо не романтических личностей вроде Попо Строганова или того же Адама с их якобы "широким взглядом на мир", а людей, которые ему будут преданы до конца. С сим и порешил, и попрощался с Екатериной, поцеловав её в гладкую, ароматную щеку - а так хотелось в губы... И долго смотрел ей вслед, подумав, что сестра щедро наделена всем - статью, красотой - пусть и не совсем классической, умом, твёрдостью характера, а станет при этом правительницей какого-нибудь захудалого германского княжества, подобно всем прочим. Отменить, что ли, закон о престолонаследии и завещать трон ей? А что - будет Екатерина Третья. Вся в бабку, и править будет так же. Намного лучше его. Да, и распутством будет отличаться тоже воистину бабкиным... Если вытворяет с ним такие вещи, оставаясь физически девственницей, и уже прекрасно знает, как предохраняться от появления потомства при внебрачных связях...
Но и Адам поразил государя. И даже восхитил своим холодным расчетом. Александр-то думал, что князь по-настоящему влюбился в Елизавету. Он "обоим подарил свободу, ведь это называется "любовь". Ребенка, не похожего на Александра ни капли, признал, дал своё отчество. Примеры из рыцарских романов словно подсказывали - да, государь всё правильно делает, благородный и могущественный король Артур тоже сдался перед всепоглощающей любовью, вспыхнувшей между его супругой Гвиневерой и Ланцелотом. Оказалось же, что друг использовал государыню для удовлетворения своих амбиций. Ради своей Отчизны. И ныне явно пытается взять силой то, что не получилось взять своим дипломатическим проектом. Ну нет. Просто так Адам не уйдёт.
Попрощавшись с сестрой и обдумав всё это, государь занялся другими делами и начал принимать министров с докладами.
Санкт-Петербург, дом князя Михаила Долгорукова, март 1806 года.
Жанно Лёвенштерн чувствовал себя как на экзамене, сидя напротив генералов, составляющих то, что он окрестил "триумвиратом". Его друг Мишель под каким-то предлогом удалился, а потом, как понял барон, и вовсе уехал из дома - верно, к своей "Ночной княгине". Долгоруков смотрел на него несколько снисходительно - мол, "я помню, что ты мне в своё время подложил свинью, но ныне великодушно прощаю". Он мало изменился за эти месяцы. Князь Пётр Волконский выглядел мрачно и сосредоточено. Граф Кристоф фон Ливен сидел в тени и молча глядел на Лёвенштерна, слушая, что он скажет.
- Итак, господа, я, право, не ожидал, что всё будет так... - начал он.
- Вы вернулись из мёртвых, - перебил его князь Пьер Долгоруков. - Удивительно. И, как видно, вы не особо пострадали.
- Вылечился.
- У меня были все списки пленных и раненных. Ни в одном из них вы не значились, - глухо проговорил Волконский. - Это очень необычно.
- Итак, вас, случаем, не завербовали ли французы? - со свойственной ему прямотой заключил Долгоруков.
Ливен при этом болезненно поморщился.
- Время такое, никому нельзя доверять, - быстро проговорил Пьер. - Впрочем, мы вам доверяем. Поэтому вы здесь. И всё так. А я не могу забыть вашей сестры...
Он посмотрел на Жанно печально. Лёвенштерн подумал: "Ещё скажет что-нибудь об Эрике - я встану и уйду. Что за комедия, право слово!"
- Вы знаете, поручик, что вас предоставили к двум наградам и к золотой шпаге "за храбрость"? - спросил Волконский, почувствовавший неловкость от слов его тёзки.
Жанно ошеломлённо покачал головой.
- У нас есть одно к вам предложение, поручик, - взял слово граф.
- От которого я не смогу отказаться? - пошутил Лёвенштерн, всё ещё немало удивлённый от того, что его действия под Аустерлицем, оказывается, сочли проявлением "храбрости".
- Отказаться вы всегда сможете, - добавил Долгоруков. - Это, можно сказать, продолжение нашего с вами давнего разговора.
- Но в чём теперь смысл? Её нет, - помрачнел Лёвенштерн. - И то, что случилось после тогдашней нашей беседы...
- Поражение состоялось из-за того, что кто-то заранее передал в штаб французов сведения о диспозиции, выбранной нами при Аустерлице, - произнёс Волконский.
- И у нас есть все основания подозревать, что это был Чарторыйский, - тонко улыбнулся Долгоруков.
Кристоф помалкивал и только испытующе смотрел на Лёвенштерна. "Я бы мог выбрать Альхена... Но для таких целей я его поберегу", - думал он.