Спать пока не хотелось, хоть уже пробило три утра. Кристоф решил почитать что-нибудь на сон грядущий. Взял с полки книгу - Shakespeare, пьеса под названием "MacBeth". Любит он этого драматурга, надо признать. А "Макбет" еще не читан. Он открыл книгу на первой попавшейся странице, и взгляд зацепился за строки из пятой сцены:
Ты ждёшь величья,
Ты не лишён тщеславья, но лишён
Услуг порочности.
Ты жаждешь сильно,
Но жаждешь свято. Ты играешь честно,
Но рад нажиться,
Ты хотел бы взять
То, что взывает: "Сделай - и достигнешь!"
"Как будто обо мне", - усмехнулся граф. Как тут не поверить гаданиям? Только делать и достигать он решил не спеша. В этом был весь смысл.
На следующее утро граф Кристоф принимал у себя Лёвенштерна, которого захотел послать с каким-то незначительным поручением в Рижский гарнизон, а заодно - с личным, в Зентен, передать ответ Карлу. С минуту Ливен осматривал своего подчинённого, постепенно становившегося его "правой рукой" в том, что касается служебных вопросов. Нет, он не ошибся в своём выборе и в том, что не уступил его Пьеру. Весьма толковый юноша. Много болтает - но это на данный момент не является пороком. Когда придет время - будет молчать. Да, и он "свой", из балтов и из родни, что сейчас было для Кристофа немаловажно.
Приказание графа удивило Жанно немало. Он почему-то подумал, что граф замышляет нечто своё. Назавтра Лёвенштерн уже ехал в Ригу, с первым своим поручением вне столицы. Ему по-прежнему не хотелось сталкиваться с Иоганном фон Ливеном, но ныне у него была служебная необходимость, на которую всегда можно сослаться в случае какой-либо неловкости. К счастью, в гарнизоне он самого графа не застал - тот был на маневрах где-то, а "за главного" посадил своего адъютанта фон дер Бриггена, который командовал его штабом. У него он и оставил все нужные рескрипты, и сразу же выехал в Курляндию.
Пулавы, Подолия, апрель 1806 года.
Ответом на послание князя Чарторыйского к императору Александру стал приказ немедленно явиться в Петербург и приступить к своим министерским обязанностям. Адам принес показать это письмо Анжелике, на что она, точившая недавно подаренный дядей кинжал, отвечала:
- Петербург так Петербург. Я еду с тобой.
- Будешь убивать?
- Сначала мне нужно приблизиться к нему. А в Пулавах это довольно трудно, - кратко усмехнулась Анж.
- Может быть, не надо убивать его сразу, - задумался вслух Чарторыйский. - И не своими руками.
- А чьими же? - вскинула на него свои пронзительные глаза княжна.
- Найдём Иуду, - тонко улыбнулся её дядя. - Это проще простого.
Анжелика бросила кинжал в стену и, повернувшись, взглянула на князя.
- Почему ты такой умный? - прошептала она.
- Я не умный. Я просто прожил на этом свете на семнадцать лет дольше тебя, Анж. И знаю - если за столом собирается больше дюжины человек, один из них станет предателем, - он выдернул кинжал, протёр лезвие тряпицей и передал княжне.
- Но кто из них? - спросила Анжелика.
- Нам и предстоит это узнать. Точнее, тебе, - произнес Адам, обняв её.
Анжелика подумала, что нужно немедленно стать вхожей в дом своей подруги. И наблюдать. Можно даже соблазнить графа. А это проще простого. Анжелика впервые возблагодарила природу за подаренную ей внешность. Доротея хороша всем, но у неё грудь как у скелета, бёдра - как у мальчишки, и ноги великоваты - таких редко кто желает. Что ж, княжна будет действовать. И Бонси - так её подруга называет злейшего врага Адама - не заживётся на этом свете.
Вскоре они уже отправлялись в Петербург, чтобы встретиться со своими противниками лицом к лицу.
Зентен, Курляндия, май 1806 года.
Зентен оказался лесным поместьем средней руки. Герб Ливенов на воротах - в жёлто-синем, как шведский флаг, поле две ветви лилий, перекрещенные, подобно шпагам. Лёвенштерн вспомнил, что лилия - знак чистоты и веры. Насколько чисты и набожны эти Ливены, интересно? Он бы не сказал, чтобы эти качества проявились в потомках этого рода чересчур уж ярко.
Граф фон Ливен принял барона у себя в кабинете с задёрнутыми портьерами, уставленным книгами. Простота убранства была обманчивой. Жанно разглядел это. Ковёр английской работы стоил немало денег, как и гобелены, изображающие сцены соколиной охоты. Над письменным столом висела золотая шпага; Лёвенштерн даже разглядел в тусклом свете, проникающем с улицы, цифры "1794" и надпись "За беспримерную храбрость" на клинке. Рядом со шпагой - мушкет модели, вышедшей ныне из употребления, с длинным штыком. Граф, заметив интерес гостя к оружию, проговорил:
- Да, я не всегда был помещиком.
Затем он открыл конверт, пробежал глазами письмо брата и прочёл вслух последнюю фразу: "Подателю сего раскрыть суть послания при необходимости". Ливен-старший повернулся к окну, резко одёрнул шторы и осмотрел Лёвенштерна с неким выражением сожаления и сомнения в глазах. Жанно снова обратил внимание на руки графа - почти такой же формы, как у его старшего брата, только тот из всех украшений носил обручальное кольцо, а Карл - ещё и опаловый перстень-перчатку, и гербовое кольцо, и золотой обруч с рубинами на большом пальце левой руки. Нет, этот человек не такой простой. И умеет красиво жить. В кабинете Кристофа на Дворцовой тоже всё красиво - но такое ощущение, что вещи, мебель, обои и картины выбирались без души и долгих раздумий, словно бы начальник Лёвенштерна прибежал в лавку и наспех указал приказчику, что ему нужно. Здесь же очевидно, что хозяин любил вещи. Смотрел на эти пейзажи, развешанные по стенам, на эти гобелены...
Граф Карл тем временем нарушил молчание, уже становившееся неловким.
- Я не знаю, как начать разговор с вами. Сначала приношу соболезнования. Уже полгода... - проговорил он.
- Спасибо вам за то, что вы сделали, граф, - откликнулся глухим голосом Жанно.
- Не стоит благодарностей, мы сделали, что должно. Как поживает ваша медицина? - продолжал Ливен-первый.
- Последнее время я выступаю лишь в качестве пациента, - улыбнулся в ответ ему Лёвенштерн. - Был ранен, потом болен...
- Очередной Крестовый поход, причём очень дурно организованный, - Карл опять посмотрел на послание брата, - Брать в союзники австрийцев - значит, подписывать себе приговор заранее. А мой брат - послушный мальчик Кристхен - воспринял всё как данность, вот и расхлёбывает нынче... Странно, что он ещё не в опале. И в такой момент он вдруг начинает Дело...
Потом, пристально взглянув на Жанно светло-серыми глазами, граф проговорил:
- Как я понимаю, Кристоф послал вас курьером?
Лёвенштерн кивнул.
- В этом письме он просит дать вам ответ устно. С тем, чтобы вы, как его доверенное лицо, передали его ему. Неужели мой братик наконец-то научился доверять людям? - усмехнулся Карл. - Как вы смогли сблизиться с ним?
Жанно ответил как есть. И добавил, что не считает свои отношения с начальником хоть сколько-нибудь близкими.
- Милосердие и щедрость - что-то новенькое в Кристхене, - проговорил он не торопясь, - Впрочем, уроки пастора Брандта он всегда усваивал медленно. И через двадцать лет до него, наконец, дошёл их смысл. А пять лет спустя он понял, что упустил.
- Но каков же будет ваш ответ? - нетерпеливо спросил Жанно, отчего-то возмутившись взятым графом тоном.
- Передайте ему, что зря он не верит в дьявола. Нечистый существует. И нынче его искушает. Пусть сходит в кирху лишний раз - от него не убудет. И сообщите ещё Кристофу, чтобы перечитал "Макбета" и сделал соответствующие выводы, - и Карл порвал послание брата на мелкие кусочки.