- Почему же?
- Потому что не доживу, - граф проговорил это спокойно.
- Послушайте, - конфиденциальным тоном обратился к нему Лёвенштерн. - Вы чем-то больны?
- Кроме бессонницы и периодически мигрени - ничем, - вздохнул Кристоф. - Но я умру не от естественных причин.
Лёвенштерн понял, о ком говорит его начальник. Но на всякий случай уточнил:
- Вам угрожали?
- Да. Карл наверняка говорил, кто именно, - Кристоф налил в бокал вина, чуть отпил.
- Что-то припоминаю... Поляки. Паписты.
Кристоф молча кивнул. А потом, ещё отпив вина, уже ополовинивая свой бокал, добавил:
- Они не остановятся ни перед чем.
Лёвенштерн вспомнил о Чарторыйском и спросил:
- Князь Адам знает то, что вам известно о его планах? И его измене?
- Думаю, да. И если даже он не знает, так догадывается, - граф помрачнел. - Свита государя - очень тесное общество. Враждовать, состоя в ней, легко. И крайне опасно.
- Ужасно. Из того, что я знаю о поляках... - пробормотал Жанно. - Но стоит ли оно того? У вас семья...
- Довольно мне быть трусом! - почти что в сердцах воскликнул Кристоф. - Я приму этот бой. Либо он, либо я. Либо Польша, либо Ливония.
В его красивом лице Жанно разглядел нечто величественное, героическое, чего ранее не замечал. Неужели граф Ливен во всё это верит? Лёвенштерн на его месте сумел бы как-то договориться с противниками, обратить врагов в сторонников, а потом их обмануть - да, он всё-таки потомственный "купчишка", тогда как граф происходит из князей, племенных вождей и рыцарей. Это его "священная война", "джихад", как говорят магометяне. Это его Крестовый поход против тех, кого он считает "неверными". Здесь речь идёт не только о тщеславии и амбициях. Барон только мог восхититься этим качеством, которым сам не обладал. А Кристоф даже покраснел, почувствовав, что выражается неимоверно пафосно. И произнёс уже своим обычным тоном:
- Так вы со мной? Не страшно?
Жанно произнес:
- Конечно. Я ваш вассал. А вы мой сюзерен.
- Ненавижу пафос, но ценю ваше решение, - Ливен допил вино. - Что, всё ещё желаете быть флигель-адъютантом? - он прищурил свои и без того узковатые глаза, - Ваше дело, конечно, но не советую.
- Что-то не хочется. Лучше уж так.
Лёвенштерн понял, что мечтать о придворной карьере в таких обстоятельствах нельзя. Ибо тогда его повяжут по рукам и ногам, и выйти из воды сухим не удастся.
- А всё-таки я бы воспользовался помощью и советом вашей супруги, будь я на вашем месте, - задумчиво произнес он.
- Моим детям будет нужна мать, - покачал головой граф. - И я не хочу тянуть её в опасность. Они способны на всё. Как и мы, - он холодно улыбнулся, сделавшись на мгновение совсем похожим на своего старшего брата. "Собака, похожая на волка, или волк, похожий на собаку", - внезапно вспомнилось Жанно.
Потом они перевели беседу на тему политики, заговорив о положении Пруссии, оказавшемся не лучшим. Скорее всего, прусский король будет вынужден выступить против Бонапарта, захватывающего немецкие княжества одно за другим. И себе на горе - ибо силы будут явно неравными. Тогда опять придётся вмешаться России.
- Осенью всё станет ясно, - многозначительно проговорил Кристоф.
Его подчинённый подумал: "Ну, если начнётся война, я попрошусь в действующую армию. Ничего другого мне не останется. Да и поляки меня там не достанут". Если всё равно помирать - какая разница, когда и как: красиво пасть под пулями или некрасиво загнуться от яда или удара кинжалом в бок? Но вслух этими соображениями не поделился.
Через некоторое время Жанно попрощался с Кристофом, а тот прошёл в кабинет - обдумывать свою "систему" далее. Усевшись в кресло и вытянув ноги, Кристоф повторил шёпотом слова брата, переданные ему адъютантом. "Дьявол". С дьяволом всё ясно. В облике Чарторыйского и в самом деле присутствует нечто демоническое. Кристоф бы мало удивился, увидев, что у того вместо ног - копыта, и почувствовав, что от министра иностранных дел исходит отнюдь не изысканный восточный аромат духов, а отвратительный запах серы. Но граф и сам не ощущал себя ангелом. Так что считать своего врага воплощением зла на Земле - значит, вдаваться в высокопарный мистицизм. А пафос лучше оставить на долю борцов за независимость Польши.
Что ещё передавал Карл? "Кирха". Это пустое. Кристофу сейчас некогда слушать пасторские проповеди. Может быть, брат имел в виду конкретного пастора и конкретную кирху? Надо бы уточнить.
И был упомянут "MacBeth". Ливен закрыл глаза, восстанавливая в памяти сюжет недавно прочитанной им пьесы. Правитель Гламиса хочет стать королём Шотландии. Но для этого ему нужно убить действующего короля и возможных претендентов на престол. Сам Макбет - человек хоть и честолюбивый, но довольно мягкий. Однако его соблазняют дьявольские силы в виде ведьм-пророчиц. Да и жена у него сильная и решительная за двоих. Жена. Именно поэтому он не посвящает Доротею в это дело - знает ведь, что она может на него надавить, заставить быть решительнее и смелее, так, как понимает это она. Нет. Пусть рожает и воспитывает детей, а когда его, Ливена-второго, не станет на этом свете, удаляется в деревню и живёт там тихо и спокойно. Кристоф побогаче собственного отца, голодать и без обуви разгуливать никто не будет. И она довольно молода, легко найдёт второго мужа. Кристоф знал, чем заканчивается пьеса Шекспира. Смертью Макбета от рук "того, кто не женщиной рождён". Его пьеса жизни, скорее всего, закончится тем же самым. Но его смерть в случае неудачи будет политической - если интриги Чарторыйского и его племянницы удадутся, его отправят в отставку. А там немудрено заболеть настоящей чахоткой от скуки и ненужности. Но ничего этого не произойдёт. Сперва он воткнёт осиновый кол в грудь проклятого поляка и его родственницы-ведьмы...
Павловск, май 1806 г.
Праздник в честь совершеннолетия великой княжны Екатерины был устроен настолько пышный и многолюдный, что на него съехались все, кто хоть что-либо значил в светском обществе Санкт-Петербурга. Именинница красовалась в богатом голубом платье, отделанном золотой парчой, и все жемчуга дома Романовых сверкали в её ушах, на запястьях и на шее. Она танцевала лучше всех, открывая балы своим присутствием, веселилась больше всех присутствующих, но на пятый день праздника её уже начали заметно утомлять и музыка, и танцы, и то, что у неё не оставалось ни малейшего времени остаться хоть чуть-чуть наедине. Туалеты Като переменяла четырежды в день, вокруг неё круглосуточно толпились горничные и фрейлины, и на утро пятницы фрау Шарлотта застала её лежащей на кровати лицом вниз и горько плачущей, чего за девушкой с детства не замечала.
- Я не выдержу, - прошептала она бывшей гувернантке, - Хочу куда-нибудь сбежать.
- Вы уже не маленькая, привыкайте, - сказала графиня Ливен, превыше всего в этой жизни ставившая долг. - Можете мне поверить, далеко не всем такие мероприятия нравятся. Но все терпят и не жалуются.
- Так какой смысл вообще проводить подобное?! - закричала Като, в гневе вспрыгнув с кровати.
Шарлотта Карловна не знала, что ей отвечать. Она сама считала, что все деньги, потраченные на праздник, можно было отдать бедным и обойтись куда более скромной церемонией. Но, естественно, не в её положении следовало высказывать свои соображения.
- Престиж России, - сказала, наконец, старшая графиня фон Ливен. - Никуда не денешься.
- Точно, - улыбнулась Като сквозь слезы. - Но лучше бы брат устроил в честь меня...
- Парад?
- Нет, не парад, а манёвры. Или разгромил бы парочку французских армий на поле сражения где-нибудь в Баварии, - усмехнулась она. - Но боюсь, моя мечта - из разряда несбыточных.
- Сегодня как раз будет парад в честь вас, - продолжила невозмутимая фрау Шарлотта. - И вам представят тех наших военачальников, кто отличился во время прошедшей кампании.