— Несомненно, — ответил Ка-Гэч, пряча усмешку. — Однако надо бы проведать отца — интересно, как он там?
Поднявшись с колен, накарреец дождался, пока чиновник и его измученная жарой свита скроются в тени навеса. Спустя несколько мгновений в трюм спускался уже совсем другой человек — полный звенящей, хлёсткой силы, словно занесённая для удара плеть.
— Старший, они ушли, — сказал этот новый человек, скидывая с гроба крышку, лёгкую, почти невесомую. — Какие будут приказы?
— Принеси мне кислого молока, — ответил Разза, не открывая глаз. Он был одет в белое, как полагается покойнику, и в полумраке действительно походил на трёхмесячную мумию. — Всё же следовало повесить печати и на гроб. Но я не был уверен, что выдержу сутки. Проклятая старость уже совсем рядом.
— Старший желает молоко прямо сюда? — невозмутимо спросил Ка-Гэч. — Он останется в гробу ещё на какое-то время?
— Ну, уж нет, — возразил Разза, с хрустом разводя скрещённые на груди руки. — Ни минутой больше. Когда я, наконец, умру, Аске, проследи, чтобы мой труп непременно сожгли, а не помещали в подобную мерзость.
— Как будет угодно, Старший.
— Помоги мне встать.
На палубу Разза поднялся сам, оттолкнув заботливо протянутую руку. Команда, сматывающая канаты, не обратила на его появление никакого внимания.
— Горраза, — позвал старик, и когда тот приблизился, перешёл на общий язык. — Младший, займись выгрузкой. Мы же собираемся навестить доброго друга. Когда скроемся из вида, пошли за нами пару своих людей, поумнее.
— Сделаю, Старший, — кивнул Горраза. Вернувшийся Аске протянул старику кубок, полный кислого лошадиного молока.
— Вкусно, — сказал Разза, осушив полкубка. — Если бы я верил в богов, то вознёс бы им хвалу прямо сейчас. Мне надо переодеться, Аске — в таком наряде приличному накаррейцу пристало появляться на людях лишь единственный раз.
Снова на палубе Человек — Из — Тени появился спустя несколько минут. Теперь на нём были облегающие чёрные штаны, и длинная, до колен, рубашка того же цвета. На поясе и плечах она была обмотана полосами размахрённой на концах ткани. Трудно было подобрать наряд более подходящий для того, чтобы слиться с Тилиской и раствориться в ней. Аске был одет точно так же, за исключением церемониального кинжала, висящего под левым плечом.
— Терпеть не могу этот городишко, — пожаловался Разза, спускаясь по сходням. Мокрые доски пружинили, пели под ногами. — Королевская провинция Накарра! Слишком громкое название для куска гнилого побережья, оттяпанного впопыхах! Вон она, настоящая Накарра — полюбуйся, Аске!
Телохранитель послушно поднял голову, глядя на нависающие над Тилиской горы, отсюда выглядящие невесомыми, почти прозрачными. Там, в промежутках между раскиданными ветром облаками, можно было разглядеть силуэты пограничных крепостей, за которыми начиналась его родина.
— До войны этот кусок побережья был единственным накаррейским портом, — помедлив, ответил он. — Теперь он принадлежит Мануилу, а с ним и вся наша торговля. Так кто же, как не он, является повелителем Накарры?
— Ты прав, — согласился старик. — По-хорошему, нам ещё повезло с королём, Аске. А вот наследник — тот, напротив, весьма недолюбливает наш народ… Осторожнее, сын козы!
Последние слова относились к внезапно вылетевшему из-за угла босоногому мальчишке с тележкой, полной начавшей вонять рыбы. Тележка завиляла, грозя вырваться из тонких ручонок и придавить старика. Но боги сегодня, похоже, благоволили рыбным возчикам и Тайным советникам. Вильнув болтающимся в воздухе колесом, тележка обогнула Раззу, с грохотом опустилась на мостовую и скрылась за поворотом, унося вслед за собой запах тухлятины.
— Это большая проблема, — согласился Аске, провожая взглядом удаляющегося бегуна. — Если уж Кевана…
— Ненависть к нашему народу тлела в сердце Теодора задолго до появления Кеваны, — ответил Разза, опираясь на стену, сложенную из жёлтого пористого ракушечника и вытряхивая камушек, попавший в сандалию.
— Кто же поместил её туда?
— Та, у кого была на то причина.
Мимо прошли два туага, покрытых узорами татуировок. Вонь, исходящая от их тел, на мгновение превзошла все запахи порта, вместе взятые.
— Кевана должна была научить Теодора любви, и смягчить сердце. Но я недооценил… Впрочем, это старая история, не будем вспоминать о ней.
Трактир Хо находился в углу рыночной площади. Приземистое здание почти сливалось со скалой. Улочка, ведущая к главному входу, была узкой и грязной. С обеих сторон её сжимали лавки, принадлежавшие Хо и лотки уличных продавцов, которым толстяк милостиво сдавал в аренду торговое место. Несмотря на ранний час, улица была полна зазывал, пристающих к прохожим, а также похмельных проституток и молчаливых людей с липкими взглядами.