Ролла с уважением прошептала:
— Нам очень редко удается увидеть вожака-властелина. Это всегда праздник.
— Я тоже подолгу не вижу его, — созналась Фалина, — но постоянно чувствую его присутствие.
— Ты не зовешь его?
— Нет, даже когда ожидание и тоска пытаются заставить меня это сделать. Тебе ведь знакомо время, когда наступает пора ожидания и тоски, не правда ли? Даже тогда я сама не зову его. Однажды он запретил мне это делать. Я не могу понять почему. Я не спрашиваю, я подчиняюсь. Только так. Я слепо подчиняюсь Бэмби.
— А я никого не стану звать, — тихо, совсем тихо сказала Ролла.
Стемнело. На ночном небе сверкали звезды. Летучие мыши охотились, бросаясь то вверх, то вниз. Беззвучно, парила сова, и с деревьев, на которые она садилась на несколько минут отдохнуть, почти непрерывно доносился ее голос, унылый, грустный, почти приятный: «Хаах — ах-хаха-хаа-ах!»
На опушке леса показался могучий самец и начал старательно щипать траву, то и дело поднимая голову, чтобы убедиться, что ему ничто не грозит. Дети почувствовали его присутствие и испугались. К Фалине подбежала Гурри.
— Это отец? — спросила она с бьющимся сердцем.
— Ничего подобного! Обыкновенный рогач, — прозвучал пренебрежительный ответ.
В это время Гено показал Бозо на самца и спросил:
— Этот рогач — ваш отец?
— У нас нет отца, — печально ответил Бозо. — С тех пор, как мы себя помним, у нас не было отца.
Лана очень серьезно добавила:
— В нашего отца попал гром.
— Мы его никогда не видели, — закончил Бозо, — о нем нам рассказывала мама.
Лана деловито сказала:
— Это случилось еще до того, как мы появились на свет.
— Мама оставалась рядом с убитым отцом, — рассказывал Бозо, — у него сильно шла кровь, и он уже был неживой. Несмотря на это она не хотела его оставлять.
— Но, — закончила Лана, — она не могла остаться, потому что Он ее прогнал.
Гурри вернулась от матери, она услышала часть рассказа и вскользь заметила:
— Можно жить и без отца.
Лана вздохнула:
— Все-таки лучше, когда отец есть.
Запоздавшие светлячки танцевали над лугом, взлетали вверх, опускались вниз, блуждая в зарослях.
— Кто бы это мог быть? — удивились дети.
— Они помчались к мамам.
— Только посмотрите, как красиво! — закричала Лана, а Бозо взволнованно прошептал: «Как прекрасно!»
Мертвый отец был забыт.
— Мама, — Гурри первой налетела на Фалину, — откуда взялись эти огоньки?
— Посмотри наверх, показала Фалина на небо. — Там сверкает бесчисленное количество огоньков, очень маленьких и побольше, и все они живые. Некоторых из них одолевает любопытство, им хочется знать, как идут дела здесь, внизу. Им мало наблюдать за нами издали, как это делают другие. Они летят вниз. Но это безумцы, каких мало.
— Почему безумцы? — допытывался Гено.
— Видишь ли, это делают самые маленькие и самые молодые, — продолжала рассказывать Фалина. — Но расстояние слишком велико, и на обратный путь от усталости у них сил не остается. Потому что вниз лететь легко, а вот наверх ужасно утомительно.
— Что бывает с ними потом? — спросила Гурри.
— Они перестают светить и умирают.
— Как это печально, — оказал Гено, — родители должны их предостерегать, должны им запрещать летать вниз.
— Любопытных, непослушных детей предостеречь невозможно, а запреты помогают еще меньше, — сказала Фалина.
— Ты слышишь, Гурри? — напомнил Гено.
— Я восхищаюсь ими! Они храбрецы! — заявила Гурри.
— Зачем нужна храбрость, если потом приходится умирать? — возразил Гено.
— Это прекрасно, — восторгалась Гурри, — это так прекрасно, что даже завидно!
— Безопасность и жизнь, — упорствовал Гено, — это и есть самое прекрасное.
Дети побежали вслед танцующим огонькам. Матери снова остались одни.
— Кто тебе про них рассказывал? — спросила Ролла.
— Ты о ком?
— Об этих, об огоньках.
— Моя мама рассказывала мне про них, когда я еще была маленькой, — ответила Фалина. — Я тогда точно так же удивилась, как наши дети. Я до сих пор волнуюсь, когда вижу эти заблудившиеся огоньки.
— Ты заметила, они появляются только один раз, — сказала Ролла, — только один раз, когда все зеленеет, когда пахнут травы и поют птицы и снова слышна кукушка.
— Разве?
— Да, Фалина! И все время, пока их нет, я чувствую всей душой, как долго тянется время, а потом нас охватывает томление, которое не превозмочь. И тогда рогачи начинают нас нежно баловать. Светлячки для меня — первые вестники.