— Кто будет прыгать первый?
— А кто придумал, тот и первый, — сказали девочки.
Я решилась прыгнуть, но с условием:
— Дайте честное мамино слово, что вы тоже прыгните.
— А мы на том свете увидим маму?
— Конечно!
И я прыгнула…
Оказалось, воды до пояса. Девочки подали мне руки, вытащили меня, мокрую. Мимо проходила деревенская женщина, спросила нас, что мы здесь делаем. Мы рассказали ей.
— Не дурите, идемте ко мне в избу. Я бедная, вас не накормлю, детей много, но хоть в тепле поспите, посохните.
Мы пришли и легли на полу, на ветоши, на лохмотьях, думали, заснем. Однако поспать не удалось. Нас заели клопы. Мы всю ночь от них отбивались.
Наутро хозяйка дала нам по корке хлеба и говорит:
— Идите в детдом, просите прощения.
Мы пошли, только не в детдом, а в школу, в класс. Там была местная девочка Валя Мухина, скупая, ела лепешки. Мы обступили ее, стали клянчить.
— Нету-ка.
А у нас уже животы от голода свело, мы больше двух суток ничего не ели… Мы тогда у нее лепешки отняли и съели. Она заревела, а мы испугались и побежали в Давыдово. По дороге встретили Тоню Суслову, сестру Ани. Она сказала:
— Девочки, в детдом не ходите. Ольга Александровна очень злая!
— Мы есть хотим!
Она посоветовала:
— Просите милостыню. Я буду говорит, а вы подпевайте.
Постучали мы в первый же дом. Вышла женщина. Тонька заревела, какие мы несчастные, нас выгнали, и теперь мы без еды и без крова… Женщина накормила нас пшенной кашей с молоком, дала с собой еще картошки, брюквы. А мы пошли к другому дому. Дом был богатый, с наличниками. Мы понадеялись, что здесь нам еще больше дадут. Вышел мужчина, послушал Тонькино пение, молча пошел домой, вернулся с ухватом и на нас!
— Ах вы нахалки! — И за нами!
А мы бегом к детдому и повстречали по дороге добрую женщину Татьяну Максимовну. Она нас пожалела и уговорила вернуться:
— Ольга Александровна сегодня в хорошем настроении. Идите быстрее, сегодня пирожки на полдник!
В детдоме нас накормили и спать уложили, а разборку оставили на завтра.
На другой день состоялась очередная линейка. На ней выступила Ольга Александровна и сказала:
— Ребята у нас хорошие. Но не все. Есть такие, которые позорят детский дом. Вот эти три кумушки просили милостыню и позорили детский дом!
Ребята стали нас ругать и стыдить. А оттуда, где был выстроен первый отряд раздался плач. Это Вера, моя сестра, меня пожалела и заплакала. Ночью, когда все улеглись спать, группа девчонок окружила наши кровати и потребовала, чтобы мы просили прощения. Аня сразу попросила прощения, Тамара с ними заспорила, а я сразу сказала, что никакого прощения просить не стану. Тогда на меня набросили одеяло и стали бить, а я отбивалась, как могла и из-под одеяла щипала их за ноги. Спасла меня Татьяна Максимовна. Она закричала на девчонок и разогнала их по кроватям.
В детдоме дни рождения ребят всегда отмечались официально. Но существовала наша собственная традиция: каждый от себя дарил юбиляру или по куску сахара, или по финику (нам их давали в ужин). Все это заворачивали в платочки, пошитые девчонками. Однажды скопленный нами сахар пропал. Проследили и поймали с поличным негодяя Борьку Баринова, которого тут же отлупили. Но традиция, к сожалению, умерла.
Работали мы как-то в поле, и после работы я возвращался в детдом на телеге. Лошадь бежала резво, телегу сильно тряхануло на ухабе, и я громко матюгнулся. Ольга Александровна услышала, позвала меня к себе и, когда я подошел, дала мне пощечину.
В другой раз мы возвращались из леса. В руках у меня была убитая змея, которую я держал за хвост. Навстречу нам толпа девчонок. Я размахнулся и бросил змею в девчонок, не заметив, что с ними была Ольга Александровна. Слава Богу, что не попал в нее.
Вообще мои отношения с Ольгой Александровной складывались как-то противоречиво: то она меня била, то лечила.
Возились мы как-то в церкви, то ли боролись, то ли играли. Моя нога застряла между досками, а в это время меня кто-то толкнул, и нога сломалась. Сразу прибежала Ольга Александровна, быстро наложила на ногу какие-то деревяшки и крепко обмотала ее тряпками. На другое утро запрягли лошадь и отправили меня в Халбужскую больницу, где я пролежал месяц, пока нога моя не зажила.
Весной 43-го мы с мамой и Миррой переехали на новую, уже третью квартиру в Железцово.
У новой хозяйки, высокой и суматошной Степаниды, мужа нет, а дома семеро по лавкам — от старшего Митьки, рыжего и занозистого парня, на год младше меня, до двухлетней девчушки. Все семеро босые, полураздетые, крикливые и вечно голодные.