— Минутку. С вами хочет говорить Сандос, — сказал Шон и с облегчением передал ему трансивер.
— Джон, это Эмилио. Скажи Софии, что она смотрела со мной слишком много старых вестернов, — предложил Сандос, весьма натурально изображая веселье. — Мы не нуждаемся в кавалерии Соединенных Штатов, скачущей на выручку! Погодите… пусть Франц меня соединит, ладно? Я поговорю с ней напрямую.
Все напряженно ждали, а Сандос отошел на несколько шагов в сторону, повернувшись к ним спиной. Но в неподвижном утреннем воздухе всем было отчетливо слышно, что он говорит.
— Мендес? Послушай! Все в порядке… О господи. Не плачь, София! Все хорошо. Правда… Да. Все отлично… Успокойся, пожалуйста. — Он посмотрел на остальных и, слегка покачав головой, подмигнул: никогда не предлагай женщине успокоиться. — Нет, София! Это был всего лишь фройил, которого застрелил Джозеба! Да, мы его зажарили! И я решил, что лагерь следует перенести, чтобы не смущать этой кровью твоих людей. Мы недалеко.
— По сравнению с Землей, — пробормотал Джозеба.
— Я не знаю, что сказать тебе про сигнал к северу от места встречи, — говорил Эмилио.
— Пока что ни слова неправды, — прошептал впечатленный Шон.
— Может, имплантаты дефектные? — предположил Сандос. — Или софт — барахло? — Пауза. — Ну, это неважно, потому что с нами все хорошо. Послушай, Мендес, прошлой ночью мы легли поздно и порядком устали, так что хотели бы малость отдохнут, прежде чем… Конечно! Да, пусть они ждут нас там! Идеальный вариант! — воскликнул он, с облегчением расширив глаза. И ты тоже. Возвращайся в постель… Потом позавтракай! — сказал он, улыбаясь. — Ты в порядке? Уверена? Не волнуйся о нас! Мы будем на связи.
— Господи, — выдохнул Шон, когда Сандос, вернувшись к ним, опустился на землю. — Напомни мне, чтобы я больше никогда не играл с тобой в покер.
А на корабле Дэнни пожал плечами.
— Д. У. Ярбро всегда говорил, что София Мендес соображает слишком быстро, чтоб это пошло ей во благо.
Но Франц Вандерхелст смотрел на Карло:
— Имплантаты исправны.
— Да? — сказал Джон.
— Взгляните на экран. Четвертый сигнал только что перестал фиксироваться.
— Простите, дон Эмилио, — повторил Нико, когда Джозеба камнем раскрошил GPS-передатчик. — Франц сказал…
— Все в порядке, Нико, я понимаю. Ты хотел как лучше, — пробормотал Эмилио, — хотя это никогда не ведет к хорошему.
— Сюда придет армия, — сказала Каджпин. — Они думают, что мы взяли вас в заложники…
— И они знают, где мы в данный момент, — добавил Джозеба.
— Но чуток времени Сандос для нас выиграл, — заметил Шон. — Они считают, что мы в безопасности и разбили лагерь неподалеку от места встречи. — Затем его лицо вытянулось еще больше, и он мрачно уставился на останки GPS-имплантата. — Черт.
Джозеба, все еще сжимавший в руке камень, застыл, а затем закрыл глаза, осознав, что их обман только что раскрылся. То, что он говорил следующие несколько минут, мог понять лишь Сандос, но основной смысл его речи был ясен даже ван'джарри.
— Прощу прощения, — в заключение сказал он; сгорая от стыда. — Я поспешил.
— Идите дальше без нас, — предложил тогда Шон, обращаясь к ван'джарри. — А мы вернемся, чтобы встретить эскорт. Это о нас они переживают. А когда узнают, что мы в порядке, то расслабятся. Мы придумаем, как попасть в Н'Джарр потом…
— Сколько еще до Инброкара? — тихо спросил Сандос у Рукуэи.
— Если идти быстро, то доберемся туда сегодня, ко второму восходу.
— Чтобы мобилизовать войска, требуется время, — сказал Сандос. — Мы в трех днях пути от места встречи, а им добираться сюда еще дольше, поскольку все время придется идти по суше, разве нет?
— Нет, они могут использовать баржи, но это тоже медленно, — ответила Каджпин.
Тият начала раскачиваться:
— Им не нужны войска — по всей стране будет поднята на ноги милиция. Мы попались.
— Простите, — снова произнес Нико. — Но… если мы скажем синьоре Софии, что вернем ее сына? Мы скажем: «Не преследуйте нас. Если погонитесь, сделке конец. Не мешайте нам — тогда ваш мальчик вернется к вам, и всем будет хорошо».
Он огляделся, надеясь, что реабилитировал себя.
— Это может сработать, — сказал Сандос спустя некоторое время.
Он рассмеялся, но сразу посерьезнел и задумчиво вскинул подбородок, на глазах делаясь грузнее и старше, а когда заговорил, все услышали хриплые интонации Марлона Брандо, воскрешенного под солнцами Ракхата:
— Мы сделаем ей предложение, от которого она не сможет отказаться.
Джозеба посмотрел на Шона. Тот пожал плечами, а затем вызвал «Бруно». Взяв трансивер, Эмилио прервал Джона, желавшего знать, что, черт возьми, стряслось с четвертым имплантатом:
— Не спрашивай, ладно? Просто не спрашивай. Я прохожу дополнительную милю, Джон. Большего сказать не могу. Пусть Франц соединит меня с Софией.
Остальные молча смотрели, как он ждет, все еще усмехаясь, когда София выйдет на связь, но вскоре ему стало не до смеха.
Не желая угрожать, Эмилио начал с призывов к дружбе и доверию, но натолкнулся на ледяную стену неодобрения.
— Ты права, София, — сказал он. — Абсолютно. Но нас никто не заставлял… Послушай!
Вместо этого пришлось слушать ему, позволяя ей предостерегать и умолять, грозить и порицать его суждения.
— София, — вклинился он наконец. — Я должен это сделать. Там есть что-то, что я должен увидеть сам. Прошу, дай мне немного времени разобраться с этим… пару недель; Пожалуйста, Я никогда ни о чем не просил тебя, София. Пожалуйста, дай мне возможность увидеть самому…
Урезонить ее было невозможно, да и никогда не удавалось. Повернувшись, Эмилио посмотрел на ван'джарри, на их встревоженные изможденные лица — и вслушался в непреклонные слова женщины, которую знал многие годы назад.
— София, ты не оставляешь мне выбора, — в конце концов сказал он, ненавидя себя. — Я сумею найти Исаака и привести его к тебе, но лишь при условии, что за нами не будут гнаться. Такова сделка, Мендес. Сдай назад, и я сделаю, что смогу, дабы вернуть тебе твоего сына.
Закрыв глаза, Эмилио слушал, в кого, по ее мнению, он превратился. Он не спорил. По большей части София была права.
К полудню они достигли вершины пологого подъема, который заканчивался полем, заросшим сорняками, и с этой высоты сквозь молочную дымку степной жары увидели руины Инброкара. Какое-то время Эмилио молча смотрел на чернеющие развалины. Это не был город из его снов, но обуглившиеся ворота казались знакомыми, и если бы он закрыл глаза, то смог бы представить себе покрытые узорами каменные стены, когда-то дававшие иллюзию безопасности.
— Чувствуешь запах? — спросил Рукуэи.
— Нет, — ответил Эмилио. — Еще нет.
Затем — смутный сладковатый дух разложения.
— Да. Теперь чувствую, — произнес он и, повернувшись, посмотрел в глаза Китери: прекрасные, встревоженные и такие же усталые, как у него. — Ждите здесь, — сказал Сандос остальным и вместе с Рукуэи стал спускаться по склону холма к полю боя.
— Мне было двенадцать, — сообщил Рукуэи, подстраивая свою походку под шаги маленького человека, идущего рядом с ним. — Войне было столько же, сколько мне. За один день здесь погибло тридцать тысяч, а потом город заполнили беженцы. А через год или два цивилизации пришел конец.
Время и падальщики превратили в пыль или навоз все, кроме самых твердых фрагментов костей, но и таких останков тут было множество.
— Их кровь лилась вокруг Иерусалима, точно вода, и некому было их хоронить, — пробормотал Сандос.
Пока они шли через поле, их взгляды то там, то тут притягивал блеск ломкого ржавого металла. Наклонившись, чтобы рассмотреть шлем, Сандос узрел в черепе единственный зуб — с плоской верхушкой и широкий.
— Руна, — заметил он с некоторым удивлением. — Когда они стали носить доспехи?
— Ближе к концу войны, — ответил Рукуэи.
— У нас говорят: «Выбирай себе врагов мудро, ибо ты превратишься в них», — заметил Сандос и уже хотел извиниться перед молодым человеком за то, что так напугал его при первой встрече, но промолчал, увидев, что Рукуэи оцепенел.
— Мой отец был одет в серебро и золото, — тихо произнес джана'ата, направившись к мерцающему куску металла.