Пока Супаари следовал через город, когда-то казавшийся ему красивым, его то и дело приветствовали различные приятели, знакомые, прихлебатели Китери. Их сочувствие проявилось слишком скоро; ребенок появился на свет лишь сегодня, и о его рождении не объявляли, но на их лицах присутствовала та же приличествующая ситуации сдержанность, что и на лицах инициаторов. «Как долго это планировалось? — думал Супаари. — И сколько людей знали об этой восхитительной, тщательно продуманной шутке, пережидая беременность его жены и так же, как он, предвкушая появление ребенка, которого Супаари должен будет убить».
Тут ему пришло в голову; что от продуманной скрупулезности этой затеи попахивает утонченной эмоциональностью Рештара. Кто первый заговорил про обмен Сандоса на Джхолаа? Пошатнувшись, Супаари прислонился к стене, пытаясь реконструировать переговоры, происходившие на языке столь же витиеватом, как дворец Рештара, в окружении поэтов и певцов, деливших с Хлавином его чувственную ссылку и вроде бы желавших увидеть возвышение торговца не меньше, чем сам Супаари хотел выбиться в аристократы. «Кто выгадал? — спросил он себя, слепо глядя перед собой и не замечая прохожих. — Кто получил прибыль? Хлавин. Его братья. Их друзья. Хлавин должен был знать, что Джхолаа слишком стара, и, наверное, намекнул Дхераю и Бхансаару, как будет забавно, если линию Дарджан прервет в самом начале ее собственный одураченный основатель…»
От унижения у него закружилась голова. Борясь с тошнотой, Супаари теперь, когда сгинули столь дорого купленные иллюзии, со странной уверенностью сознавал, что для соплеменников Сандоса рвота не является нормой. Обходительный, всегда желавший угодить, Супаари понимал, что он сам вызвал презрение Хлавина Китери — столь же неосознанно, как Сандос вызвал…
«Кто заплатит за это?» — подумал он. В нем уже поднималась ярость, вытесняя стыд, и с угрюмой иронией Супаари сказал себе, что это — неуместное коммерческое выражение.
Пылая гневом, он повернул обратно, к логову Китери, обуреваемый черными мыслями о кровавой мести, вызовах, ха'аран-дуэлях. Нет, это не выход. Дождаться утра, перед свидетелями разоблачить двуличие Китери — и услышать смех, когда заговор сделается лишь шуткой, доигранной публично. Спасти жизнь ребенка сейчас — и вновь услышать смех когда-нибудь, когда брачный контракт будет расторгнут. Живая, прекрасная, очаровательная дочь станет тем же, что ее мать: декорацией в изощренной комедии, затеянной, чтобы унизить его на потеху здешних аристократов.
«Дело не во мне, — подумал Супаари, замедляя шаг при виде резиденции Китери. Просто мой класс необходимо ставить на место. Мы им нужны там, где мы есть. Третьерожденные торговцы. Руна. Мы кормим и одеваем их, обеспечиваем жильем. Мы удовлетворяем их нужды, их потребности, капризы, желания. Мы — фундамент их дворца, и они не позволят сдвинуться ни одному камню, страшась, что на них рухнет все здание».
Супаари прислонился к соседской стене, глядя на огражденный высоким забором особняк семьи, которая правила Инброкаром на протяжении многих поколений, и наконец отыскал в своем сердце привычный холод, который помогал принимать решения, не продиктованные яростью или сиюминутными желаниями.
Благодаря многолетнему опыту он знал расписание барж, отплывающих от причалов Инброкара по реке Пон. Супаари ВаГайджур еще раз рассмотрел заключенную им сделку, а затем обратился к своей чести торговца. Свою часть договора он выполнил. Этим людям он не должен ничего.
«Я возьму то, что мне принадлежит», — подумал Супаари и направился к воротам.
— Откровенно говоря, Хлавин, я ждал от него большего, — заметил Ира'ил Вро, обращаясь к Рештару Галатны.
Предупрежденные осведомителями, они видели, как Супаари вернулся в резиденцию Китери, после чего сдвинулись в угол башни, проследив, как торговец переговорил с акушеркой, а затем ушел вместе с ней и ребенком. Обернувшись к Хлавину Китери, Ира'ил испугался его взгляда.
— Наверное, ты разочарован… — произнес Ира'ил тихим голосом.
Смутившись, он осторожно вдохнул, чтобы ощутить запах Китери. В нем не было и намека на гнев, но Ира'ил вновь повернулся к башенному окну, скрывая беспокойство. Чуть скосив глаза, он различил казначейство канцелярии по учету доходов от провинций, государственные архивы и библиотеки, арену, расположенную лишь в нескольких шагах от Высокого суда. Бани, посольства; каменные колонны с серебристой эмалью радиопередающего оборудования, вздымающиеся над зданием Генерального Командования. Теперь он знал все эти достопримечательности и восхищался картиной города: вечный праздник стабильности и непреложного равновесия.
Равновесие? Как раз его-то и не хватало Ира'илу при общении с Китери Рештаром, Хлавин был третьерожденным, а Ира'ил — первым, но Китери превосходили рангом любую семью княжества Инброкар, поэтому употреблять имя Рештара, адресуясь напрямую, или решать, кому тут принадлежит право на личное местоимение, было задачей сложной и опасной. Без советов рунского специалиста по протоколам Ира'ил все время ощущал, что находится на грани совершения какой-нибудь непростительной ошибки.
Что еще хуже, Ира'ил понятия не имел, почему его выбрали сопровождать Рештара в Инброкар, когда ссылку Хлавина временно отменили из-за рождения ребенка у его сестры. Конечно, Ира'ил восхищался замечательной поэзией Рештара до такой степени, что, бросив вызов своей семье, отрекся от права передавать наследство Вро — дабы примкнуть к блестящему обществу Дворца Галатны. Но остальные сделали то же самое, а сам Ира'ил был никчемным певцом, разбиравшимся в поэзии ровно настолько, чтобы сознавать: собственные его стихи не более чем клише. Внимание Рештара он привлекал, лишь когда произносил какую-нибудь удручающе очевидную похвалу в адрес чьей-то восхитительной метафоры или брал неверную ноту в хоре. Поэтому Ира'ил был доволен тем, что восседал на самом краю двора Рештара, и чувствовал себя польщенным просто от того, что находится в обществе таких артистов. В конце концов, кому-то нужно быть зрителем.
Но вдруг Хлавин Китери протянул руку и извлек Ира'ила Вро из забвения, пригласив его на инаугурацию удивительной новой линии Дарджан, которой Рештар позволил возникнуть.
— О Ира'ил, ты должен там быть, — настоял Рештар, когда Ира'ил попытался возразить, — чтобы увидеть, как эту шутку доиграют до конца! Обещаю, кроме меня, ты будешь единственным, кто поймет все.
Ира'ил мог лишь предположить, что Рештару приятно его общество, — невероятная идея, но неодолимо лестная.
Действительно, все в этом путешествии оказалось поразительным. Впервые попав в Инброкар, Ира'ил был изумлен дворцом Китери, расположенным в центре столицы. Его архитектура впечатляла, но он был странно тихим — почти пустым, если не считать самой семьи и челяди. В самом сердце своей цивилизации Ира'ил ожидал увидеть нечто более волнующее, более живое… Отвернувшись от города, он посмотрел на кухонный двор и калитку для руна, через которую только что ушел торговец.
— Можно было ждать славной дуэли, сказал он затем Рештару, надеясь, что Хлавин забыл про недавнее употребление доминантного обращения. — Не исключено, лоточник одолел бы Дхерая. И ты поднялся бы до второго.
— Думаю, он так и сделал — безмятежно произнес Рештар.
— Мои извинения, — сказал Ира'ил Вро, от волнения делая новую оплошность. — Я не уверен, что понимаю… Мои извинения! Некто не понимает…
«Конечно, нет, болван» — подумал Хлавин Китери, глядя на него почти с нежностью, ибо наслаждался обществом Вро чрезвычайно — особенно из-за неловких проявлений непочтительности этого идиота и неуклюжих попыток их исправить. Во всей этой драме имелись дивные комические вкрапления, и Хлавину доставляло огромное удовольствие приводить свой замысел в действие. Супаари намерен покинуть город. Рештар представил, как его курьезный зять ускользает вместе со своим призом, точно крадущийся падальщик, и сияние, наполнившее душу Хлавина Китери, было сравнимо с восторгом минут, когда, посреди представления, его посещали импровизированные песни. «Я не смог бы спланировать это лучше», — подумал он.