— … и третьим из сид, ступившим на Землю–Среди–Туманов, стал Ястреб, верный страж богини Дану.
Девон вздрогнул, когда в затылок ему прилетел ещё один комок травы, и за спиной раздался негромкий смех.
После занятий, когда все воспитаники его круга направились в столовую, Девон задержался у поворота к большой общей избе, служившей ученикам местом для сна. Обедать он не хотел — он всё равно не мог есть то жиковатое варево, которое каждый день раздавали сиротам у костра.
Он стоял, жмурясь на солнце, припекавшее плечи, затянутые в серый ученический мундир, и ждал.
Элбон и его спутники отошли от кучки, собравшейся у костра, последними — они всегда первыми садились есть.
Их было трое, и Девон усмехнулся про себя, радуясь тому, что ему повезло.
— Элбон! — Девон присвистнул, подзывая другого воспитаника.
Тот обернулся и направился на звук.
— Кто сегодня плохо слушал историю? Ты или твои друзья? — спросил Девон, с каждым словом приближаясь к Элбону на шаг.
— Ты о чём? — Элбон, рыжеволосый подросток, который был на голову выше его, изобразил на лице притворное удивление.
Девон сделал последний шаг и, не отвечая на вопрос, схватил Элбона за плечи. Согнув пополам, ударил коленом в живот.
— Сейчас поймёшь! — выплюнул он, закрепляя эффект ударом локтя по спине.
Элбон успел перехватить его под колени и уронить на землю, но уже через секунду Девон снова оказался сверху.
У Элбона было преимущество в размере — и ещё одно: у него не было отличительной черты сидов — длинных волос, за которые так удобно хвататься в драке.
Впрочем, Девону было плевать. Он знал, что не выиграет этот бой. У него была одна цель: показать, что последнего из Ястребов невыгодно задевать.
Они катились по земле, обмениваясь пинками, под весёлое улюлюканье подпевал. Тяжёлые кулаки Элбона врезались Девону под рёбра, заставляя резко выдыхать после каждого удара. Сам Девон бил слабей — но точнее, потому что с пяти лет учился убивать.
Не прошло и пяти минут, как на поляне собралась немалая толпа. Будто наблюдая за игрищами во славу Дану, воспитанники кричали, подбадривали фаворита: не без обиды Девон мог различить, что его имя не кричит никто.
«Всё равно», — говорил он себе. И ему в самом деле было почти всё равно. Потому что в эту секунду важно было только одно — ударить точней.
Наконец, Элбону удалось прижать его к земле и, намотав длинные каштановые кудри на кулак, ударить о землю лбом.
— Проси прощения, сын предателя! — потребовал тот, но Девон лишь выплюнул сгусток крови в песок. Руки его слабо дергались, но скинуть с себя более тяжёлого мальчишку было не так уж легко.
Элбон ударил его лицом о землю ещё раз, и Девон почувствовал было, как кровь заливает глаза, когда в толпе что–то поменялось. Восторженные крики сменились испуганными, и ряды зрителей стали стремительно редеть.
— Элбон, как это понимать? — услышал Девон голос учителя Кадеирна совсем рядом и зло улыбнулся разбитыми в кровь губами.
Элбон тут же скатился с поверженного противника и вскочил на ноги. Девон же пока что не мог встать. При каждом движении в голове раздавался колокольный звон, и в глазах становилось чуточку темней.
— А ну вон отсюда! Как только край солнца коснётся горизонта — придёшь ко мне! — раздался голос Кадеирна совсем рядом. — А ты собираешься вставать?
Моргнув, Девон смог разглядеть сразу две пары глаз, смотревших на него.
— Сколько пальцев? — голос Кадеирна доносился будто бы сквозь воду.
— Пять… — прохрипел Девон, — или шесть.
Кадеирн выругался совсем не так, как приличествовало учителю.
— Немедленно в лечебницу! — приказал он и потянул Девона вверх за плечо.
Кима не переставая цокала языком, накладывая дурно пахнущую мазь на трижды пострадавший лоб.
— Ну зачем?! — спрашивала она голосом настолько пронзительным, что у Девона звенело в ушах. — Девон, зачем опять?!
Вообще–то, Девон Киму любил. Молоденькая и стройная, как тонкая лиственница, она пришла работать в академию так же недавно, как недавно перевели в старший круг его самого. Лицо Кимы с большими зелёными, как малахит, глазами, обрамляли рыжие кудряшки, вздрагивавшие при каждом движении, и в этих самых малахитовых глазищах светилась такая вера в богиню, что Девон не мог смотреть на неё без улыбки.
Кима обижалась, но ему прощала всё, потому что у самого Девона были такие же огромные, только переливающиеся из малахита в яшму глаза.
— А почему нет? — спросил Девон, когда она нанесла на рану очередной слой и при этом ещё раз цокнула языком. Сегодня Кима раздражала его, потому что в голове и без неё, не переставая, стоял колокольный звон.