— Хозяин! Вы очнулись! — Фер как‑то слишком радостно захлопнул книгу. Думать мне было ещё сложно, кое‑что я вспомнил, но решил уточнить.
— Что произошло? Долго я болел?
— Да вторая десята пошла. А уж как Красный руками развёл, так мы уж думали, что всё, можно обмерщика звать да домовину мастерить.
— Красный? У нас же денег нет… — про не совсем дружеские отношения с магами служителей Единого я не стал упоминать. Раз дело до Красного дошло, значит, совсем серьёзно дело было.
— Ну, так ему Ефросинья Матвеевна заплатить обещала. Вы ж статую спасли, она у ей в поколения передаётся, очень ценная вещь оказалась. Красный что‑то колдовал, травы жёг, свеч извёл прорву. И всё одно — «не могу хворь выгнать» и всё тут. Даже плату не взял и книжку оставил, значимо, проникнуться и уверовать.
— И как, уверовал?
— Да ну, скажете ещё. В него верить — себя не уважать! — Фер, похоже, хорошо прочитал книгу и запомнил содержание. — Он же смертоубийство не по праву и не по чести свершил. Со спины схватил, когда тот на землю спустился. Да ведь каждый младенец знает, что боги на земле тело людское принимают, чтобы не погибла земля от силы ихней. Попробовал бы где в другом месте, так сразу показали…
Разговор меня утомил, я снова заснул, так и не услышав, кто и что показали бы Единому, сцепись он с богом в каком другом месте.
На этот раз спалось без сновидений. В комнате было светло от окна и тихо. Только посапывал спавший в ногах поверх одеяла верный мальчишка. Небось, почти не отходил всё это время. Спать не хотелось, голова не болела, тело ломило и отдавало сильной слабостью, но болезнь, судя по всему, отступила, хотя окончательно выздоравливать ещё долго. Я сел, чем невольно разбудил Фера.
— Хозян, не вставайте, вам ещё нельзя. Вот, выпейте лекарство, — сразу засуетился мальчик, подавая кружку с чем‑то вонючим и, кажется, зелёным. Пробовать это на вкус совсем не хотелось, но я заставил себя поднести кружку к губам. Я провёл в жару и бреду целую десяту, так что могут сделать плохого несколько глотков лечебной гадости? Вкус оправдал запах сполна, однако питьё назад не запросилось. Хороший признак.
— Фер, — я держал кружку обеими руками. Даже столь малое усилие мне сейчас оказалось тяжелым. — Скажи, тогда, в подвале, мне показалось или взаправду стражник назвал меня Ирвином?
Фер кивнул.
— Вы же своё имя не называете, а без имени как жить в городе? Вот и того, пришлось придумать, а то кто знает, что люди подумают.
— А почему Ирвин? Не то, чтобы я против, но мало ли имен на свете.
— Понимаете… — Фер замялся и залился краской. — Я, когда совсем мальцом был, часто бедокурил, ну и прятался то от тётки, то от Красного, то ещё от кого. У деда пёс был… — на этих словах я напрягся, предчувствуя неладное. — Безродный какой‑то. С виду и не скажешь, что серьёзный, даром, что крупный. Я у него в будке и крылся. — Фер замолчал, не уверенный, что стоит продолжать. Я ждал, уже догадываясь, какое будет завершение рассказа и сжал посильнее кружку. — Его Ирвином звали…
Угадал. Фер ловко увернулся от брошенной кружки и выпрыгнул за дверь. Я не стал гоняться за ним, всё равно не поймаю. Фер с опаской смотрел на меня с верхних ступенек лестницы, готовый и дальше дать дёру при первой же опасности.
— Скотина ты неблагодарная, — я погрозил ему кулаком. — Я из‑за тебя дом покинул, лишениям подвергаюсь, а ты… Сгинь с глаз моих!
Я демонстративно отвернулся к стене и натянул одеяло почти на голову. За открытой дверью стояла нерешительная тишина. Затем дверные петли слегка скрипнули и звук спускающихся по лестнице шагов донёсся уже через закрытую дверь. Я немного полежал, пытаясь рассердиться или хотя бы расстроиться, но потерпел неудачу и, мысленно махнув рукой, заснул.
Болеть было с одной стороны приятно, с другой — ужасно скучно. Лежи себе спокойно, хочешь — спи, хочешь — сиди у окна. Можешь даже книгу прочитать. В двадцатый раз… Да ещё и с Фером я не разговаривал. Мальчик молча приносил еду, молча убирал посуду, но я видел, что его тоже тяготит такое положение, однако достойного повода для разговора всё никак не подворачивалось. К восьмому дню, ближе к обеду, я решил, что болеть надо прекращать, тем более, что чувствовал я себя хотя и слабым, но в остальном вполне здоровым.
Я оделся и спустился вниз, столкнувшись на лестнице с хозяйкой дома.
— Добрый день, Ефросинья Матвеевна, — я боком проскользнул мимо неё к выходной двери. — Я скоро заплачу за комнаты, — срок оплаты уже прошёл, а свободных денег у меня почти не было.
— Ой, господин Ирвин, ваш племянник уже заплатил, — к моему удивлению ответила женщина.