Когда к лесной прогалине подошли остальные, обоих уже нигде не было видно. Не без труда остановив колонну, де Врен, исполненный недобрых предчувствий, послал на поиски их еще несколько человек.
На этот раз отряд состоял из двух дюжин ратников. Когда лишь половина из них выбежала из леса, унося тело рыцаря - уже изуродованное и обобранное до нитки, - из чащи в спину им вылетела туча жалящих стрел.
Чем дальше на юг продвигалось войско Вильяльма, тем все более организованным становилось сопротивление. Остановить продвижение франков было невозможно, однако захватчики не знали местности. А местным жителям здесь были известны каждое дерево, каждый куст, дорожка, все до единого болотца. Сколько раз какой-нибудь мальчишка или даже раб незаметно возникал из леса, чтобы нанести зазевавшемуся на свою беду удар и исчезнуть среди деревьев. И никто не отваживался сойти с дороги, чтобы преследовать их.
Признавшись самому себе, что поход этот будет не столь легким, как представлялось ему вначале, как выходило из вкрадчивых речей Вестреда из Сканей, Длинный Меч последовал совету старших своих вассалов и объявил о том, что настало время искать место для опорного лагеря в этой уже почти завоеванной славными норманнскими воинами стране. Стране, которая не может не покориться героям, пришедшим вернуть себе земли своих предков.
Пробираясь на север по левому берегу Вистинги, двое всадников - грузный, свирепого вида бродяга и остроглазый мальчишка - то и дело останавливали лошадей, чтобы расспросить стекающихся к Фюркату людей о продвижении вражеских отрядов. Делать это приходилось с немалой осторожностью и тщанием - однажды им даже пришлось спасаться бегством, поскольку принявший их за предателей бонд приказал своей охране схватить негодяев. Скагги стоило немалого труда утащить с того перекрестка Бьерна по прозвищу Большой Кулак, иначе не добраться бы до Фюрката заподозрившему их в злодействе бонду.
Выехав из Фюрката засветло, они довольно беспокойную ночь провели в лесу, не решаясь развести костер, поскольку не желали привлекать к себе внимания ни беженцев, ни разведывательных отрядов самих франков. Ни у Скагги, ни у Бьерна не было определенного плана, как или под чьей личиной стоит пробовать проникнуть во вражеский лагерь. Однако не успели они наутро проехать и мили, как леса и поля вокруг них будто притихли, будто вымерли, но лишь потому, как в скорости поняли они оба, что теперь они оказались в пределах прохождения франкских дозоров. Скрыться от этих было легче, но при этом они были намного опаснее. Один такой отряд они обнаружили в безмолвном ожидании на опушке леса: человек пятьдесят всадников, в тяжелых доспехах, с огромными мечами у седел. Боевые копья щетинились над шлемами сероглавой зарослью исполинского репейника.
Последнюю милю до лагеря франков они проделали пешком, бросив - несмотря на бурчание Бьерна, жалевшего, что пропадают такие деньги, - лошадей на лесной поляне. И уже через полчаса осторожного продвижения, едва ли не ползком, Скагги внезапно схватил Бьерна за запястье и молча указал на невысокий склон. В двадцати локтях от них под пышно разросшимся кустом боярышника стоял, опираясь на копье выше своего роста, воин. Стоял он неподвижно, то и дело обшаривая взглядом местность вокруг.
Крепкий человек, с толстой бычьей шеей и выпирающим над наборным поясом пузом.
По всяком случае к скорости его сложение не располагает, решил Скагги.
- Стоит он неверно, - прошептал ему Бьерн. - Если уж желает быть дозорным.
Скагги глянул на медведеподобного дана и подумал, что хотя боец он отменный, но едва ли сгодится для того, чтобы незаметно снять часового. Взглядом предложив Бьерну, что пойдет именно он, мальчишка ужом залез под низкие колючие ветки. Двигался он наискосок от часового, чтобы вынырнуть не прямо перед ним, а чуть сзади. Проскальзывая под сухими ломкими ветками, стараясь не чихать от забивающей ноздри сухой земли и то и дело отцепляя от одежды колючки, Скагги пытался сообразить, что именно ему теперь делать. Прикончить этого человека, напав на него сзади, несложно, обойти часового в лесу - и того проще, но ни то ни другое не поможет им пробраться в сам лагерь.
Но заросли боярышника неожиданно кончились, а он оказался прямо за спиной у часового. Франк же не только не обратил внимания на шорох в кустарнике, но и просто смотрел куда-то в начало просеки.
Скагги вдруг вспомнил, что эта вырубка должна выходить на огромное треугольное поле, образованное слиянием Тистра с Вистингой.
Конечно же! Нигде в округе не найти удачнее места под лагерь. Скагги уже развернул кинжал оборотной стороной, чтобы попытаться не убить, но, ударив за ухом, оглушить часового, но тут краем глаза увидел, как отчаянно подает ему какие-то знаки и корчит зверские рожи Большой Кулак, и замер, так и не занеся руки.
- И как это называть? - раздался вдруг спокойный, надменно насмешливый голос, и Скагги обнаружил, что справа, с той же стороны, что и он, только не через кустарник, а меж деревьев, к часовому подкрались еще двое.
- Мой господин! - шевельнул побелевшими от страха губами дозорный и сделал попытку упасть на колени.
Молодой человек, которого он назвал "господином", годами оказался чуть моложе Грима и одет с роскошью, о какой Скагги только слышал в байках вернувшихся со службы в Миклагарде воинов. Скагги лихорадочно соображал, кто может быть этот человек и как ему выпутаться из создавшегося положения, не потеряв при этом жизнь, и вдруг его осенило... Так ведь это, должно быть, сам сын Хрольва, герцог нормандский Вильяльм!
- О господин мой! - поспешно изобразив на лице радостное удивление, Скагги бросился на колени рядом с перепуганным часовым.
- Ну, кто выиграл? - с кровожадным весельем пророкотал, выходя из-за ели Бьерн. - И где мой заклад? Снять часового - забава не для зеленых юнцов.
- Вы оба еще узнаете, что это за забава, - зловеще процедил узколицый спутник герцога, Вильяльм же, переведя взгляд с мальчишки на его весьма смахивающего на медведя приятеля, только расхохотался.
- Для кузнеца что меч отковать, что об заклад побиться - все едино, весело объявил Бьерн, без зазрения совести рассматривая герцога. - Что зазевавшегося часового снять. - Он с ухмылкой подмигнул Вильяльму.
- Что это за кузнец без кузни? - От узколицего, казалось, исходили волны презрения и неприязни.
- Быть может, вы выкажете нам снисхождение, позволив доказать, на что мы годны, - затараторил, не поднимая глаз, Скагги, потом, обращаясь к узколицему, поспешно добавил: - Мой господин.
По мере того как они приближались, лагерь неприятельской армии представлялся все более внушительным. Походные шатры скрывались за высоким земляным валом, вдоль которого еще и шел ров по меньшей мере в полфарлонга шириной. Немало они в это вложили труда, подумалось Скагги. Неужто решили обосноваться здесь надолго? Или для франков это было само собой разумеющимся? Или такие основательно выстроенные и защищенные стоянки были в обычае у франков? Тут он вспомнил разговоры на Круге, что эти воины, по сути, никакие не исконные франки Ванланда, а сыновья и внуки датчан или норвежцев, ушедших искать земель и удачи с Хрольвом Пешеходом.
И действительно, лагерь их немногим отличался от того, в какой превратил небольшое поселение Фюркат Вес - конунг Вестмунд.
Земляной вал венчал частокол из заостренных бревен. Фарлонг.
Две сотни и двадцать ярдов. Четыре стороны - нет, по расположению местности, как внезапно сообразил Скагги, две из них замыкаются берегами Вистинги и Тистра. Справа от него вроде бы даже проглядывали меж шатров очертания кораблей. Ему показалось, что носы их слишком далеко вдаются на территорию лагеря, но потом он сообразил, что франки, наверное, вспомнив дедовский обычай, вытащили их на берег. Будучи тесно придвинуты друг к другу, те корабли, которые удалось завести вверх по Вистинге, образовали естественную замыкающую вал стену.
И как это было в Фюркате, чем ближе они подходили к валу, тем больше встречалось им воинов. И лошади, множество пасущихся лошадей.