Но вот все невзгоды уже пережиты… Ченкова перетерпела зиму и перенесла долгие месяцы голода… Уже близко и весенние деньки. Вот и снег сходит с горных склонов, в долинах журчат полноводные ручьи. Природа радуется. Повеяло новой жизнью. Весело поют птицы…
И в глазах Ченковой снова вспыхивают огоньки надежды. Опять наступит лето — будет работа, будет и хлеб. Одно только угнетает Зузану: мысли о старших детях. Ничего она не знает ни о Мишо, ни о Ганке. С самой осени, когда они расстались с ней, нет у нее никакой от них весточки.
В городе напрасно она пыталась узнать о них в канцелярии, где ее хотели арестовать за торговлю детьми. Там ей ничего не сказали. Чиновник сердито ответил, что ему некогда искать адреса. Он лишь заверил, что дети в надежных руках… А писем от Мишо Ченкова не получила. Он адресовал их в сарай у озера, которое находится неподалеку от Татранской Ломницы. Конечно, какой почтальон мог найти сарай в лесных чащах?!
Правда, с Палько Ченкова виделась несколько раз. Она всегда навещала его, если можно было пробиться через сугробы в город. С радостью Зузана убедилась своими глазами, что ее сын живет сытно, в роскоши. Она смеялась и плакала от счастья. Не беда, что Палько уже при третьем свидании отнесся к ней холодно, отчужденно, словно не узнавал ее. В первый и второй раз он еще прижался к ней, обнимал и рассказывал обо всем, а при следующих посещениях держался почти неприязненно. Он не понимал, почему мать плачет, а ее ласки были ему прямо противны. Его новая «мамочка» каждый день много играла с ним… Но сердце матери оправдывало младшего сына, и она не сердилась на него. Больше всего ей хотелось когда-нибудь узнать, что Мишо и Ганке живется так же хорошо, как и Палько. Конечно, дети ее могут забыть, лишь бы они были счастливы…
Но как была удивлена и как разочарована Зузана, когда перед ней предстал слуга фабриканта с требованием приехать за Палько. Она ушам своим не верила!
— Почему?
— Меня послала хозяйка и велела вам немедленно приехать за своим мальчишкой.
Ченкова поехала и взяла своего Палько. Ей даже не сказали толком, почему его возвращают.
— Он не нужен больше. Забирайте его. Зима прошла. А летом-то вы как-нибудь с ним прокормитесь. Возвращаем бесплатно.
Ченкова стоит на берегу озера у сарая. Опять она вынуждена сюда перебраться. Горничная уже вернулась в отель. Весна. В задумчивости стоит Ченкова. Глядит в прозрачное озеро. И видит в нем себя, Палько, Эвичку. Словно в зеркале. Она смотрит на свою семью… Один… двое… Где же остальные? Их было у нее четверо! Где Мишо? Где Ганка?
— Дети мои, где вы? Где вы? Ах, вернитесь ко мне. Вернитесь!..
ВОЗВРАЩАЕТСЯ МИШО
Как предвидел хозяин Мишо, так все и получилось. Спасение с небес не пришло, и семья Каспера совсем погибала. Нужда доканчивала свою разрушительную работу.
Жена Каспера умерла от чахотки, и остальные члены семьи получили эту болезнь бедняков. Заболел мастер, заболели его дети, заболел и ученик Мишо. Врач установил легочный туберкулез у всех.
Как решили поступить с больными, мы уже знаем из письма Мишо к Ганке. Всех пришлось послать на лечение. И потому вскоре после этого мы видим, как Мишо прощается с Братиславой. Осунувшееся, бледное лицо, руки в карманах поношенного костюма. Маленький ученик сапожника стоит на берегу полноводного Дуная. Еще раз хочет он увидеть пароходы, отправляющиеся в далекий путь, и послушать шум волн. Пароходы плывут величественно, как лебеди, а волны гудят походную песню. Все так красиво, что поэты могли бы мечтать в своих стихах, но в нынешнее время, в полные самых важных обязанностей дни, поэты не могут предаваться красивым мечтам.
Потом Мишо бродит по городским улицам. Проходит он по площадям и пассажам, по улицам и переулкам, покидая храмы, машины, банки, виллы богачей и лачуги братиславской бедноты.
И поскольку сегодня воскресенье и уже миновал полдень, Мишо может проститься со своими друзьями. Все задумчивы и молчаливы. Никто сегодня не заводит речь о веселых похождениях. Надо проститься с Мишо. С хорошим другом, к которому ребята привыкли больше, чем к родным братьям. Все настроены серьезно.
— Значит, уезжаешь. В санаторий…
— Нет, не в санаторий. Сперва к матери съезжу. Где-нибудь, надо думать, найду ее. А если нельзя будет с мамой жить в Татрах, отправлюсь в этот самый Шробаров институт.