— Помнишь? — спросил Молодой Кузнец.
Картинка изображала трех человечков внутри круга.
Набожа покачала головой:
— Нет.
— Мы приходили сюда в один из праздников урожая. Тебе было, наверное, лет пять.
— Правда?
— Несколько мальчишек улизнули с праздника в шахту. А из девчонок за нами увязались только ты и Рыжава.
Что-то вспыхнуло в памяти: мальчишки, ухающие в темном туннеле; она среди их ватаги, с колотящимся сердцем, счастливая, бежит на свет факелов.
— Вспомнила! — воскликнула она, наполняясь весельем и блаженством того дня.
— И мы это нарисовали, — сказал он.
Она вновь посмотрела на рисунок: бледные рыжеватые черточки, процарапанные в песчанике. Чем — острым камнем? Ножом, зажатым в кулаке? Может быть, может быть. Еще вспышка: она, пятилетняя, сидит на корточках в этом самом месте. Набожа вспомнила первые тонкие линии, потом поверх них — другие, более глубокие.
— Ты нарисовала человечков, — сказал Молодой Кузнец. — Всех трех.
— А ты нарисовал круг.
— Круглую хижину.
И она вспомнила мальчика, что сидел рядом с ней, завершая картинку, и смутное ощущение радости и безопасности.
— Странно вспоминать давно забытое, — сказала она. — Странно видеть наше прошлое.
Юноша провел пальцем по кругу, повторяя его очертания. Взглянул на нее, она на него.
— Может быть, это не прошлое, — произнес он, и Набожа подумала, что он может поцеловать ее, что она приоткроет рот навстречу его губам.
Она ожидала прикосновения, желала его — поцелуя, руки, скользящей по спине, обнимающей за талию, — но этого не случилось.
Молодой Кузнец убрал пальцы с песчаника и встал. Она пожалела, что не ответила, не сказала: «Тогда это наше будущее?» Он ведь наверняка надеялся услышать эти слова.
По дороге назад, на краю прогалины, Набожа замедлила шаг и положила ладонь на его руку.
— Та картинка, — сказала она. — Я хочу еще раз на нее посмотреть.
Она оставила его, не взглянув ему в лицо, и пошла дальше по прогалине. В следующий раз она не будет такой скаредной. Он подарил ей амулет, окликал ее из кузни, привел в старую шахту и чуть ли не напрямик сказал, что старый рисунок предсказывал семью, которую они когда-нибудь создадут. А Набожа была отвратительно скупа.
Она вернулась к действительности как раз в тот момент, когда мотыга Арка обрушилась на очередной ком.
— Пойдем к Пределу? — предложил он. Голос его звучал почти равнодушно, словно эта мысль случайно пришла ему в голову.
Она хотела забраться на Предел с Арком, увидеть все, что доступно взору, с того единственного места, откуда удалось заглянуть за границы Черного озера. Но мать собиралась делать сыр, и ей требовалась помощь. А еще нужно смолоть зерно в муку, нарезать соломы, чтобы починить протечку в крыше. Да еще накопать сального корня: его высушат, истолкут, смешают с горячим воском и приготовят целебную мазь для заживления нарывов на руках и губах деревенских детишек. Напасть невеликая, однако Набоже нельзя пренебрегать обязанностями ученицы знахарки Черного озера.
Она знала все хвори деревенских: больные десны Старого Плотника, заворот кишок Старого Дубильщика, слабое сердце Старого Охотника; у одной работницы — спазмы при кровях, у другой — бессонница. Набожа лечила и исправляла, и плакала, когда могла предложить лишь отвар душистой фиалки. Ее хвалили, а порой и вознаграждали за бескорыстие и мастерство в приготовлении чудотворных снадобий Матери-Земли. Выхаживая мастерового с Черного озера, она могла получить в подарок кусок кожи, охапку немытой шерсти. От работниц ей доставались только благословения, поклоны, восхищение.
— Мне нужно накопать сального корня, — сказала она Арку, надеясь, что он заметит ее искреннее сожаление.
Большой волосатый лист. Пурпурный цветок.
— Вроде кубка, — кивнула она, удивленная, что ему известно это растение. Но почему нет, при его-то приметливости?
— Я знаю хорошее местечко, — заметил Арк.
Он свернул на тропинку, что вела к болотам. Ей нравилось, как легко он ступает, почти не тревожа лесную подстилку, и как проводит рукой по растущим вокруг высоким травам: их опушенные колоски скользили по его ладоням, по мозолям, оставленным мотыгой. Набоже представилось, как его ласковые руки опускаются с ее щек на шею.
Могла бы она сказать, кто ей больше нравится: Молодой Кузнец или Арк?
Это зависело от того, кто находился ближе, от того, какие особенные события она недавно перебирала в памяти. Она могла бы назвать Арка, когда думала о душистых фиалках или о дрожи, пробирающей ее при звуках песни снегиря. Но когда Набожа думала об амулете или о том, как стояла на коленях у стены старой шахты, дороже ей казался Молодой Кузнец. И снова ее тянуло к Арку, когда она вспоминала золотые завитки на его животе. А думая о глазах, опушенных густыми ресницами, опять выбирала Молодого Кузнеца. О, эти долгие часы, проведенные в раздумьях!