— В то время, когда я говорю с вами, — продолжал друид, мои собратья-жрецы ходят из деревни в деревню по всему острову. Мы, племена, — один народ. Я имею в виду все племена, живут ли они на территории нашего Вождя или на какой-либо иной. Мы все братья, соединенные общим языком, укладом, нашими богами и нашим островом. Мы должны вместе подняться против общего врага — римлян.
Тогда она поняла: друид не имел в виду, что племя Вождя должно схватиться с римлянами один на один. Он хотел сказать, что люди всего острова должны объединиться, а не продолжать существовать, как прежде, в виде пятнадцати враждующих народов. Он говорил с такой уверенностью, словно долинное племя на юге считало болотников братьями, словно высокогорное племя на севере не было заклятым врагом племени Вождя. Стало быть, им предстояло забыть историю, которую они знали с детства: как во время охоты двух племянников деда Вождя схватили горцы и племянники эти не вернулись, невзирая на выкуп из пятидесяти голов скота. Болотники тогда последовали за Вождем и его войском, но из похода вернулись не все. Ни одна новость на Черном озере не была встречена столь радостно, как сообщение о том, что головы горцев торчат на кольях у ворот Городища.
И вновь Молодой Кузнец обратился к друиду:
— Ты просишь нас принять горцев и долинные племена как братьев?
— Это римляне нам чужие, они хотят отнять то, что принадлежит нам по праву.
Набожа видела: Молодой Кузнец хотел возразить, что издавна воюющим племенам будет нелегко забыть старые распри, но друид отвел взгляд.
Он припугнул болотников грабежами, убийствами и всяческими бесчинствами, если они не дадут отпор римлянам. Он говорил о хлебах, сожженных на корню, о кроснах и кадушках для воды, обращенных в пепел, о разбитых сосудах, о священных традициях, изгнанных из их жизни. Он описал уклад, при котором один человек владеет другим, обреченным на вечное рабство, — подобно тому, как Старый Охотник владеет псом. Если им нужны доказательства, сказал он, пусть посмотрят на Галлию, где все перечисленное уже существует с тех самых пор, как ее покорили захватчики.
Друид сощурился, губы его искривила усмешка — Не забудьте, что могущественный римлянин Юлий Цезарь проиграл в таком же походе сто лет назад.
Пальцы Набожи по-прежнему мяли складки ткани.
Друид воздел руки над головой, воззрился в небеса:
— Да защитит нас Повелитель войны! Милость бога — неотъемлемое условие победы на поле брани — полагалось испрашивать перед тем, как родичи отправятся в поход, как это бывало и прежде, когда Вождь собирал людей для набегов. Болотники шли в Священную рощу, ступали под сень древнего дуба, неся кур и куропаток, ведя овец. Птицу или животное прижимали к камню алтаря — обточенной плите из холодного песчаника, — набрасывали на шею плетеный шнур, завязывали петлю и стягивали на шее жертвы, вращая палку, просунутую между петлей и шеей. Набожа прикрывала глаза, чтобы не видеть дергающиеся ноги и лапы, все еще трепещущие сердца. Но другие, положив руки на алтарь, кричали: «Внемлите Повелителю войны! Чутко внемлите!» А те, кто объедался белены, — и эти в особенности — пускались в дикий пляс и взывали к божеству, которое, как они считали, и дает им ощущение парения над землей. Все Кузнецы ели белену — все, кроме Молодого Кузнеца. И Охотники тоже ели: они всегда плясали до упаду. Потом они с гордостью похвалялись, что очнулись только глубокой ночью: руки-ноги что бревна, а рты будто набиты мякиной.
Друид сложил руки на груди и помолчал, чтобы болотники прониклись серьезностью его слов.
— Те из вас, кто выбирает свободу, а не рабство, пусть примкнут к грозному отряду объединенных племен, уже собравшихся на юго-востоке. — И он окинул коленопреклоненных селян взглядом свирепым, как у бога.
ГЛАВА 12
НАБОЖА
Когда друид ушел и семейство было накормлено, Набожа сказала, что ей надо собрать хвороста для костра, который велел устроить Старый Кузнец. Так было легче, нежели признаться, что она идет на встречу с Арком, когда одно лишь упоминание его имени вызывало удивленную гримасу.