В мерцании огня отец ставит кружку на тростник, кладет беспокойные руки на колени. Мне хочется на тюфяк, хочется забыться сном и не впускать в него друидов, заламывающих руки и замышляющих освобождение Британии от римлян. Меня сотрясает крупная дрожь при воспоминании о словах Лиса, произнесенных в тот вечер, когда мы с отцом вернулись из Городища: «Римляне еще узнают могущество наших богов».
Мужчины вокруг костра затихают, прячут глаза, устремляя их на кружки в руках, на обтрепанную кромку штанин, тростник под ногами — на что угодно, кроме друида. Многие видели, как щенок стал расплатой за воинственность Охотника. Лис по очереди оглядывает селян, ища солидарности, но не встречает ни единого ответного взгляда. Отец смотрит на меня, машет опущенной ладонью, давая понять, что я не должна больше обносить людей медовухой.
Мужчины под разными предлогами — рано вставать, у овцы вымя опухло — поднимаются и тянутся к выходу. Лис следует за ними, но предчувствие грозы от его проповеди все еще разлито в воздухе.
Матушка явно утомлена растиранием лапчатки. Отец расхаживает по хижине, не отрывая взгляда от устилающего пол тростника.
— Эти колышки… — начинает мать, и я знаю, что именно нравоучения Лиса заставили ее задать вопрос, не дающий ей покоя после ссоры из-за оливкового масла.
Отец поднимает взгляд, кивает:
— Да, римские.
— Ох, Кузнец, — говорит она. — Как ты мог?
Он разводит руками, оглядывает нашу скудную обстановку.
— Я их ненавижу, этих римлян! — Похоже, мать сейчас заплачет. — Ты же знаешь, что я их ненавижу.
— Матушка, — тихо, нерешительно говорю я, — в Галлии римляне покончили с друидами.
Она откладывает пестик. Не в силах вымолвить покорное «будь осторожна» или «он не узнает», она лишь тяжело вздыхает и в конце концов возвращается к лапчатке.
— Речи Лиса ничего не значат, — говорит отец чуть ли не шепотом. — Мы стараемся заслужить его расположение. Любые несогласия держим при себе.
Родители смотрят на меня. Я знаю, о чем идет речь: «Ради тебя, ради твоей безопасности, мы будем заискивать и унижаться, и только между собой высказывать истинное мнение о соплеменниках, восстающих против римлян».
А Лис шныряет где-то поблизости, нос его дергается, втягивая воздух.
ГЛАВА 19
ХРОМУША
Я просыпаюсь: слух напряжен, сердце колотится: в глубокой ночи прокричал петух. В легком дыхании родителей я привычно различаю знакомый ритм отца: на каждые его восемь вдохов приходится десять вдохов матери.
— Петух, — говорит она. Из-за тревоги за них обоих я обмякаю.
В довершение ко всем бедам, в полдень я слышала хлопанье крыльев. Опустив серп, я заметила пару круглых глаз и перышки, ровными кругами расходящиеся от черных лужиц. Неясыть сидела на нижней ветке ясеня на краю поля; ее крапчатые крылья сливались с корой. Я перевела взгляд на мать, вязавшую в снопы сжатую пшеницу, затем на отца, качавшего мехи в кузне. Высмотрела Дольку на дальнем конце поля, углядела на прогалине Вторушу, чинившего тележку Охотника. И все же тревога не проходила. Неясыть, посреди бела дня.
А теперь вот петух.
Я трогаю губы, нащупываю сквозь тростники земляной пол — нехорошо чувствовать облегчение, когда петух кричит по чужой родне. Но мелькнувшая мысль, что это по Лису, приносит мгновенную радость; она вспыхивает и пропадает, как вода, зашипевшая на железе, только что вынутом из горна. Лис уехал четыре дня назад и до сих пор не появляется на Черном озере — небольшая передышка для всех нас, терпящих его тягостное присутствие и продолжительные разглагольствования у очага.
— Кузнец? Хромуша? — зовет матушка. — Вы слышали петуха?
— Да, — отвечаю я.
Покрывала шевелятся — родители привстают, и отец говорит:
— Я тоже слышал.
Из-за стены доносятся шаги, и один из мальчиков Дубильщика зовет:
— Набожа! Хромуша!
Когда я отбрасываю с ног шерстяное одеяло, глинобитная дверь распахивается, и появляется старший сын Дубильщика, омытый голубым лунным светом.
— Щуплик… — говорит он.
Я пытаюсь вспомнить, часто ли хватался Щуп-лик за голову в последнее время, слышалась ли новая боль в его стонах.
Петух снова кричит, и лицо у мальчишки вытягивается. Он качает головой со всей печалью сумерек.