Миновало три луны с тех пор, как в полях к ней подошла Хмара и взяла ее руки в свои. Для болотников жест этот не был необычным. Но его трудно было ждать от такой кроткой женщины, как Хмара, хотя она и стала немного увереннее с тех пор, как взяла в супруги Песельника. Набожа смотрела на влажную кожу подруги, ее блестящие волосы, округлившиеся лицо и грудь. Хмара отпустила Набожу, провела руками по юбке, по чреву, в котором наливалось благословенное дитя.
В тот день, когда начали веять зерно, Набожа ожидала потока лукавых замечаний насчет усталости, когда зевала, понимающих взглядов, когда на заре не сразу поднимется с лежака, вздернутой брови, когда брала второй ломоть хлеба. Плоть, истаявшая во время прошлой Зяби, по большей части вернулась, и Набожа уже привыкла к тому, что за похвалой ее цветущему виду следовало выжидательное молчание: оно означало вопрос о состоянии ее чрева. Снизошло ли на нее благословение? Мать помалкивала, однако Набожа замечала, как та поджимала губы, когда при стирке попадались окровавленные тряпки. И еще был Арк, которому не требовалось ничего спрашивать, который знал, что она скажет ему сразу же, как только уверится, и который с такой нежностью целовал ее в затылок в те ночи, когда она кровила.
Набожа начала с отвара из крапивы и красного клевера, затем взялась за настойку, когда потребовалось лекарство посильнее. Она клала под лежак крапивный стебель, привязывала на пояс, ближе к лону, мешочек с крапивным семенем. Она искала возможности испить из кружки Хмары, чтобы втянуть в себя частицу ее плодовитости.
Испросить первого яйца, отложенного несушкой, означало унизиться, но у супруги Молодого Плотника, что ходила за птицей, было доброе сердце. Она сама вручила яйцо Набоже. Отпала необходимость дрожащим голосом объяснять, что ей нужно проглотить желток и размазать по животу белок, чтобы плодовитость несушки пробудила ее чрево.
Еще до того, как Набожа собралась с духом попросить яйцо, супруга Молодого Плотника сама пришла к ней на луг у полей, где Набожа в одиночестве обрывала головки красного клевера.
— Два года я ждала благословения, — сказала супруга Молодого Плотника. В одной руке она держала яйцо, другой теребила складки платья. — Карга дала мне красного клевера, и я клала крапиву под лежак, и все равно приходили крови. Я не лукавила, жертвуя треть выводка, — но выбирала петушков, а не несушек. Выводок-то я укрепляла, но Мать-Землю обманывала. И благословения не было, пока я не пожертвовала ей трех моих лучших наседок. Тщательнее рассчитывай жертвенную долю, Набожа. — Супруга Молодого Плотника вложила в руку Набожи яйцо и загнула ее пальцы вокруг него.
От этой доброты у Набожи запершило в горле. Опустив голову, она подумала: нет у меня никаких наседок.
Разделавшись наконец с вывейкой пшеницы, ячменя и овса, Набожа и Арк улучили минутку, чтобы полежать на плоском камне, глядя в небо. Суровые ветра Зяби обдували их руки и щеки, проникали под плащи, и Набожа теснее прильнула к Арку. Лежать без дела было нелегко, ибо последние несколько лун она собирала орехи, готовила притирки из сального корня и лопуха, но о деле думала мало; в мыслях она восхваляла, молила, давала обещания: «Мать-Земля, ты щедра и великодушна. Дитя, только одно дитя! Я буду работать лучше, буду класть больше в жертвенный сосуд, я превзойду даже Каргу в умении извлекать твою чудотворную силу, в служении сородичам».
Но теперь нужно было лежать смирно на этом плоском камне, чувствовать, как вздымается и опускается грудь Арка, слышать, как выходит дыхание из его ноздрей, ощущать его запах — запах дыма, пота и земляной дух сухого мха, которым он обихаживал себя.
— Ты не здесь, — сказал он уже не в первый раз. — Ты уплываешь.
В другой раз она бы подняла голову, чтобы поймать его взгляд, заметить, как Арк на секунду нахмурился, прежде чем вернуться к своему занятию — свежеванию лисицы, складыванию поленницы под стрехой.
Она почувствовала на своих волосах его дыхание, затем губы и крепче обняла Арка, чтобы показать, что никуда не уплыла.
— Набожа? — произнес он так тихо, словно упала капля дождя. — Что тебя мучает, Набожа?
Должна ли она притвориться, что не знает странного недуга, беспокоящего ее в последние луны; набравшего силу, когда Хмара поделилась своей новостью; сгустившегося, когда крапива и красный клевер оказались бессильны; поднявшего голову, когда супруга Молодого Плотника наставляла ее тщательнее рассчитывать жертвенную долю. Она думала, как это часто бывало, о том дне, когда прильнула к Арку на гати, уловив в тумане шаги их ребенка.