Заговорил Абу-Синг. Коренастый тибетец шагнул к трону Будды, заставив толпу жрецов податься назад.
— Мы не солгали тебе, о Будда! Это твой советник обманывает тебя, скрывая истину. Выслушай, трижды благословенный, историю этих бумаг.
— Тебе должно быть известно, что Китай — страна, близкая к твоему жилищу — стонет под тяжестью иноземного ига. Злобные белые дьяволы — те самые, которые в годы Водяного зайца и Деревянного дракона[3] вторглись в Тибет, которые пьют кровь из жил порабощенной Индии, придавили каблуком шею китайского народа. Китайский народ силен и мог бы сбросить в море поработителей. Но иноземцы хитры. Они посеяли раздоры между военачальниками страны, и внутренняя вражда истощает силы народа.
— И вот, великий потомок бога, есть в Китае люди, которые хотят соединить враждующих и бросить их против белых хозяев. Два мощных вождя уже подпали под власть «детей Черного Дракона». Третий — самый могучий — не поддается их уговорам.
— В твоей сокровищнице хранится бумага, имея которую, можно получить власть над этим полководцем. Эта бумага нужна «детям Черного Дракона». С ней они смогут соединить ссорящихся и освободить зеленеющую страну. В воле твоих губ — благополучие этой страны, о Будда!
Синг замолчал. Мечтательное лицо «живого бога» выражало беспокойство и нерешительность. Он усиленно думал, — занятие, которое не особенно совместимо с повседневными делами бога. Забыв обычную медлительность, он склонился вперед.
— Пришелец, то, что ты сказал, ново для меня. Ты говоришь, что мой народ страдает от белых дьяволов. Мои жрецы не говорили мне про это. И ты говоришь, что эта бумага может помочь вам. Так возьми ее и прогони творящих зло.
Синг пожал плечами. Такая наивность! Точно такие вещи делаются одним мановением руки! Воля жрецов, давление…
— Твоего разрешения мало, о проницательный! Мы не знаем, где бумага. Двое прибывших с нами пошли искать ее и не приходят обратно. Прикажи твоим слугам принести ее сюда.
Будда сделал повелительный знак, но лама у трона не двинулся с места. Он пробормотал сквозь зубы несколько угрюмых фраз. Сердитый ропот пробежал среди столпившихся внизу. Будда капризно откинулся на резную спинку.
— Мой старший жрец снова говорит, что такой бумаги нет в нашем храме! Он говорит, что вы подосланы ложным Буддой из Лхасы, и ваше намерение — убить меня. Не прав ли он? Отдайте ваше оружие и тогда снова повторите свою просьбу.
Вооруженные револьверами молчали. Их беспокойство разрасталось. Подтверждалось подозрение, что выдающий себя за божество — только игрушка в руках эксплуатирующих его жрецов. Они, настоящие хозяева монастыря, конечно, не выдадут документа. А Львов и Ци-Мо не возвращаются. Не разверзлась ли западня в хмурых переходах древнего храма?
Они собирались с мыслями, чтобы найти хоть какой-нибудь исход. Пронзительный крик сзади заставил всех обернуться ко входу в зал.
Там стоял молодой жрец с поднятой вверх дрожащей рукой. Беспорядочно и пронзительно он выкрикивал отдельные фразы:
— Сокровищница открыта — в ней труп чужого… Брат-привратник убит… Убийца бежал через главные ворота… Он захватил с собой лошадей чужеземцев.
Это было то, что уже давно предчувствовали покинутые. Их новый белолицый товарищ оказался предателем! Забыв осторожность, Синг бросился к двери. Но мгновенная боль в затылке заставила его упасть на колени.
Нанесшая удар жертвенная чаша, брошенная высоким ламой, звеня, откатилась в сторону. Как сквозь сон, Синг видел толпу борющихся людей, окутанных револьверным дымом. Видел женскую фигуру, быстро пробиравшуюся вдоль стены и скрывшуюся за занавесом выхода. Слышал раскаты выстрелов и яростные крики лам. А когда сознание прояснилось, почувствовал себя стоящим перед самым троном. Четверо лам крепко сжимали его избитые руки и плечи. Его сообщники — Шанг и Ю-Ао-Цян — находились в таком же положении. Он понял: воспользовавшись мгновенным замешательством, жрецы бросились на чужестранцев и ценой нескольких жизней захватили их в плен.
2. Приговор
Мягкое, покрытое пестрыми подушками сиденье трона было пусто. При первых же признаках свалки двое ближних лам подняли на руки своего послушного бога и почти бегом унесли его во внутренние покои. Но высшая законодательная сила все же была налицо.
Мрачный советчик Будды — высокий монах, во время приема склонявшийся у трона, остался в том же положении и сейчас. Все время схватки он простоял совершенно неподвижно, воздев костлявые руки и устремив глаза в узорчатый потолок, а когда троих упиравшихся пленников подтащили к возвышению, он еще несколько минут как бы не замечал, их, предаваясь безмолвной молитве.