Мы уже сговорились с лодочником. Будем дожидаться вас сегодня ночью с часу до двух.
2. Известия. Известия. Известия
Одновременно два гонца из двух разных мест Тибета подхватили известие о краже документа. Но сообщение монастыря Бао-Дун скорее достигло своего назначения.
Один горный житель бегом передавал известие другому, с гор оно скатилось в долины, было подхвачено телеграфной проволокой. Через полтора дня после ограбления монастыря и обнаружения связанных лам на обрыве горы ТанЦы запыленный мотоциклист вихрем пронесся между бараков временной ставки Чжан-Цзо-Лина. Он почти упал на руки часовых, охранявших двери главной квартиры.
Чжан-Цзо-Лин принял известие, сидя в кабинете штаба за столом, заваленным картами и рапортами частей. Чжан-Цзо-Лин был ошеломлен. Он отлично сознавал значение пропажи так необдуманно заключенного им договора.
Его судьба, его богатства, его значение самого сильного полководца Китая зависели от одной маленькой бумажки. Разве Япония, затратившая на его армию такие деньги, потерпит обман? Разве все остальные страны не начнут интервенцию севера Китая, воспользовавшись предлогом? Но, может быть, еще не все потеряно. Дети Черного Дракона правы, в конце концов, требуя изгнания иностранцев. Его армия сможет, пожалуй, начать дело освобождения Китая…
Два часа генерал неподвижно сидел в кабинете, погруженный в планы и предположения. Потом вызвал адъютанта. Подвижной китайский офицер был единственным, кому он доверял все свои замыслы.
— Ваше превосходительство…
— Подойди ближе. Слушай.
Офицер сел у стола. Чжан-Цзо-Лин зашептал, наклоняясь к самому его лицу:
— Слушай внимательно. Я погиб: моя тайна, договор с Францией, находится в руках детей Черного Дракона. Ты понимаешь — теперь никто не вырвет у них этого документа. Так вот: я решил, мне все равно нет выбора. Поезжай к Фа, скажи, что я согласен руководить изгнанием иностранцев. И посмотри, действительно ли они владеют документом. Если да, пусть как можно бережнее хранят его. Попав в руки иностранцев, он погубит не только меня, но и всю страну…
Вот почему первый адъютант Чжан-Цзо-Лина срочно прибыл в Пекин для переговоров с Фа. И вот почему весть о краже документа ударила, как электрический разряд, в собрании детей Черного Дракона, созванном Фа в связи с предложением северного диктатора.
Адъютанту было сообщено, что общество обсудит слова его начальника, что документ находится еще в пути, что немедленно после его доставки сам Фа прибудет к Чжан-Цзо-Лину для переговоров. Адъютант уехал. В могильной тишине подземной залы собраний Фа снова перечитывал строки шифрованной депеши:
«Священная драгоценность утрачена для верных, — стонала телеграмма. — Похититель Ли-Во убит Сингом. Белый дьявол жил под платьем убившего. Но и у Синга только половина бумаги, с которой он бежал на летающей машине белых. Синий мрак неизвестности покрывает исчезновение части со знаками кружков и рук. Приступили к поискам тела Ли-Во, сброшенного в пропасть. В положенный духами срок недостойные дети припадут к стопам разгневанного Дракона».
Собрание придавленно молчало. Теперь, когда расчеты оправдались, когда Чжан-Цзо-Лин испугался разоблачений и отдает себя в руки общества, — что скажет он, узнав, что общество не смогло уберечь бумагу? Сколько бед еще может принести документ, находящийся в неизвестных руках. Нужно заполучить хотя бы часть, явно имеющуюся у Синга… В общем безмолвии Фа мрачно выводил иероглифы телеграфного приказа:
«…Верным севера, юга, востока, запада. Человек, укравший тайны общества, бежал из Тибета на аэроплане. Человек должен быть убит, найденные у него бумаги — доставлены в Пекин. Имя человека — Синг. Приметы человека…»
В то время, как на севере развертывались эти события, юг Китая переживал другое.
В большом полутемном храме Кантона, вокруг бронзового изваяния «сидящего тигра», неподвижно полулежали два десятка костлявых, дьявольски свирепых на вид китайцев. Они затягивались сладким дурманом опиума, шипящего в глиняных чашечках длинных бамбуковых трубок…
Это заседал центральный комитет тигров — китайских фашистов, еще не совсем оправившихся от разгрома, нанесенного им Сун-Ят-Сеном, чрезвычайным президентом южного Китая.
Двое охраняющих вход храма впустили посетителя. Это — не китаец. Его низенькая толстая фигурка с розовым толстым лицом под черным цилиндром смотрела робко и опасливо. Мы могли бы узнать в нем участника митинга протеста, американца, так ловко прочитавшего записку, написанную его соседом.