— А я и узнал! — обрадовался Генхард, подскочив к столу, но тут же вскрикнул от пощёчины.
— Ты мне в глаза-то не пялься, вшивый!
— Да я и не пялюсь! И не пялюсь я! Хош обувку твою поцелую? Хош?
Генхард упал на колени и подполз ближе к ногам главаря с высунутым языком.
— Ах ты собачонка слюнявая! — прорычал щербатый под хохот остальных. — Ты не бреши в сторону. Ты давай выкладывай, как нам на суде про них говорить!
— А я и… я… — Генхард попятился и удивлённо округлил глаза. — И не могу я… сказать…
Последнюю фразу он произнёс полушёпотом, неосознанно повинуясь приказу Астре.
— Чего там ты бормочешь, дрянь патлатая?
— Да не помню! Забыл я!
Его долго пинали под рёбра, но он молчал.
Ночь и день объединились. Никто не сомкнул глаз, даже младшие. Бусинка вела себя на удивление спокойно в объятиях Яни. Она исподтишка смотрела на чужаков глазами, похожими на ягоды черёмухи, и пряталась за старшую сестру, едва кто-нибудь поворачивал голову в их сторону.
— Слышьте, — сказал, икнув, рыжий верзила. — Та вон страшная, а эта, которая с косичками, ничего. Мелковата, но щель-то у ней есть.
И он загоготал так, будто только что выдал самую остроумную шутку в жизни. Сиина, подливавшая ему вина, похолодела. Внутри Астре поднялась волна, смывшая морок посторонних чувств. Он стал судорожно соображать. Побитый Генхард стонал где-то на кухне. Помощи от него ждать не стоило. Марх и Рори крепко спали в плену мор-травы. Астре невольно потянулся к сознанию сестры.
— Да чтоб тя, вечно хрен твой впереди тебя скачет, — отозвался темноволосый. — Свяжись-ка с такой! Потом ни на одну девку до конца жизни не залезешь!
— И не залезу? — разгорячился рыжий. — Да я знаешь, сколько их за ночь могу? А если девки нет, то и пацан сойдёт! Да, патлатый? Пойдёшь мне за девку?
Генхард, отходивший от побоев у дальней стены, побледнел, проскулил что-то невнятное. Сиина умоляюще глянула на Астре, но увидела пустоту в его глазах. Она почувствовала, что осталась одна. Совсем одна. Вот бы подлить этим мерзавцам какой-нибудь отравы. Да только в доме такого никогда не водилось. Перед глазами проплывали жуткие картины. Переживания окутали плотным саваном и душили. Хотелось проснуться, утереть липкий пот со лба и порадоваться, что всё это неправда. Вот бы пришёл Иремил. В самый нужный момент, как случалось всегда. Сиина сглотнула горькую слюну. Прималя больше нет. Его тело сгорело под чёрным солнцем. А сама она не сможет никого ранить. И отравить не сможет, даже если раздобудет яд. Такая уж у неё сущность.
Взгляд Астре обрёл осознанность. Он пришёл в себя. Сиина и мухи не обидит. Она бросится защищать Яни, и ей не поздоровится. Самый крепкий из порченых сопел, прислонившись к стене. Отблески свечей на светлых вихрах. На лице безмятежность. В руках спящая сила. Такая нужная сила.
— Да я вам щас её прям тут распеленаю! — пообещал рыжий, вставая. — Ишь, заартачились! Деревенские прималя порешили, и где хоть какая напасть случилась? Да нету её! И мне не будет!
Он решительным шагом направился к Яни.
Астре отбросил сомнения. Иремил предупреждал, что нельзя позволять духу выходить из тела. Это может убить. Но то, что надвигалось, было куда хуже. Калека впустил в себя пульсирующий страх, слился с ним и стал частью пространства. Он будто сжался в комок и набатом ударил в голову спящего.
Рори открыл глаза в миг, когда рыжий схватил Яни за плечо, а Сиина визжала с кухни, где её удерживали двое. Плакальщик разорвал путы и огрел рыжего первым, что попалось под руку — тяжёлым табуретом. Верзила так и остался лежать плашмя. Остальные повскакивали с мест. Лысоватый мужчина с треугольным лицом метнул дротик. Наконечник угодил в останки сиденья. Рори в мгновение ока сократил расстояние до стола и бросился на мужчин с кулаками, но оказался подмят. Головорезы возились долго, прежде чем крепкий парнишка повалился навзничь. Ему сломали обе руки, однако, он добился своего — рыжего больше не беспокоило шевеление в штанах.
Астре чувствовал боль Рори, испуг Сиины, ярость щербатого главаря. Он не мог отделиться от них и снова стать собой. Иремил предупреждал. Он предупреждал.
— Эй, брат.
Илан, приподнявшись на лавке, потряс калеку, но в пустые глаза не вернулась жизнь. Астре боролся с собой, пытался найти путь назад. Кругом вязкие стены, а он — их часть. Нужно было искать якоря. Так учил Иремил. Вспомнить самое важное. Лица, прикосновения.
— Астре!
Кричала Сиина. Калека вспомнил её шрамы и соломенные волосы. Он ухватился за голос сестры и почувствовал холод. Неприятно. Тесно. Это его тело. Маленькое, замёрзшее. Такое неуютное. Глаза жгло. Астре часто заморгал и огляделся. Рори лежал неподалёку. Он через силу улыбался ревущей над ним Яни.