Марх с воодушевлением вытащил из-за пазухи заячью тушку.
— Ох! — Сиина всплеснула руками. — Попался-таки!
— Дак он, похоже, с вечера в капкан угодил. Маялся, бедняга, до утра, верещал, как младенчик. А там уж я его успокоил. Шею, значит, свернул.
Рори шумно всхлипнул, Сиина молча погладила его по светлой макушке.
— А этот опять реветь начал! — возмутился Марх. — Я ему говорю: «Дурак, мы теперь супа с мясом поедим!» А он ревёт! Так бы и врезал ему, да тогда ведро для его соплей подставлять придётся.
— Хватит, — с трудом сказал Астре. — Мне надоел твой ядовитый язык.
— Ну, так оторви его, — пожал плечами Марх. — Буду калекой, как ты. Только догони сначала! Давай, прыгай с подоконника и беги за мной на своих культяпках!
Он хохотал до тех пор, пока тяжёлый кулак Рори не стукнул его по затылку. Марх даже согнулся.
— Боров! — бросил он, обернувшись, — Тебе надо было дитём на всю жизнь остаться, раз так солёную пускать любишь. А то вымахал, мышцами забугрился. Больше всех жрёшь, что ли?
— Тише ты! Я тебя за патлы оттаскаю, если детей разбудишь! — шикнула на него Сиина.
— Я его сам оттаскаю, — буркнул, шмыгнув носом, хмурый Рори.
— И так-то они хвалят кормильца! А чьи силки зайца словили, а? Кому спасибо?
— Ну, хоть в чём-то ты молодец, — отстранённо согласился Астре, и все разом замолкли.
Слышалось сопение детей, чуть потрескивал огонь в топке, но кроме этого не раздалось ни звука. По лицу Марха расплылась торжествующая улыбка. Он больше ничего не сказал, а стал снимать с себя вещи и вешать возле печи, чтобы горячим воздухом прогнать из них сырость туманного утра.
Сиину пронзила горечь. Она глянула на заячью тушку почти с ненавистью. Этот кусок мяса так важен и нужен сейчас, что его добытчик заслужил даже похвалу Астре. Значит, всё и в самом деле плохо. Иремил не вернётся. Они уже выживают. Только теперь по-настоящему, без ожидания чуда, когда в дни последних подъеденных крох, как бы подгадывая нужное время, появлялся прималь. Приносил хлеб, масло и мясо. Раздавал леденцы всем, даже самым старшим. Высыпал из карманов деньги и отдавал Сиине, чтобы она распоряжалась ими, как хозяйка.
Чуда больше не будет. У девушки мелко задрожали плечи. Стоя над распростёртым на столе зайцем, она пустила две слезы. Рори подошёл к ней, погладил по спине нагретой печным жаром ладонью. От переданного тепла кожа покрылась мурашками. Рори жалел то ли зайца, то ли Сиину. Он думал, сестра так огорчилась из-за зверька.
Марх цыкнул и махнул на них рукой. Похвала до сих пор питала его, и он удержался от язвительного словца. Целью Марха была правда, но пока ещё парень не понимал, как доносить её должным образом. Он просто выплёвывал всё, что крутилось в голове, расточал направо и налево ядовитые уколы, издёвки и шутки, за которые получил прозвище «гад».
Сиине было неспокойно. Чувство, липкое и неприятное, забилось в грудь комком, не давая дышать.
— Что-то случится сегодня, — шепнула она едва слышно, и дрогнувшее сердце подтвердило догадку.
Натужно заскрипело колесо нового дня. Медленно перекатывались минуты-спицы до тех пор, пока не проснулись дети, и дом не взорвался истерикой самой младшей.
— Да когда она перестанет орать? — возмущался, зажимая уши, Марх. — Каждое утро одно и то же! Свинья под ножом меньше верещит!
— Ну, не пла-а-ачь, — всхлипывая, увещевал забившуюся в угол девочку Рори.
Астре на подоконнике молчал и продолжал строгать ложки. Серый утренний свет затопил комнату. Теперь можно было не щуриться и работать вдвое быстрее.
Проснулся безногий Тили, попросился во двор по нужде. Марх, ворча, подхватил его на руки и понёс в сени. Сиина догнала их у порога, треснула парня по затылку, укутала мальчишку в одеяло.
— Дурак что ли? Удумал, раздетым на холод! Заболеет, чем лечить будем?
— Малины сушёной полно.
— Малины ему полно! Да эти клопы уже половину втихушку перетаскали! Не вижу я что ли, как мешки похудели?
— У-у-у-у, — провыл жалобно Тили, и нравоучения пришлось отложить.
— Есть хочу! — требовательно сказала Яни, дёрнув Сиину за подол.
— Кашку! Кашку! — запрыгал здоровячок Дорри.
— Так, тихо вы!
— Ой, а кто это? Пушистенький!
— Он мёртвый? Мёртвый, да?
— Нет, он спит!
— Сама ты спишь, у него шея свёрнута!
— Зайчик, ты спишь? Это зайчик, да?
— Это не зайчик, это ваш обед, — хмыкнул вернувшийся Марх. — Мною, между прочим, добытый. Сам словил, сам прибил. Так что спасибо скажите, малявки!
— Я не буду его е-е-есть! — разревелась Яни.
— А я буду! — сообщил Дорри.