— За тобой шла.
— Зачем это?
— Ты мне понравился. У тебя всё такое яркое. И ленточки в волосах. Я тоже хочу ленточку. Всего одну.
Липкуд открыл рот. Закрыл. Подумал немного.
— Ладно, дам я тебе одну, только ты мне помоги отсюда вылезти!
— А как?
— На вот, держи и тяни изо всех сил!
Косичка сунул ей ту самую палку, которой недавно собирался побороть лягушку. Девочка без раздумий вцепилась в неё, пачкая ладони, но вытащить Липкуда не смогла — слишком скользко.
— Ты в рукавом оберни, вот так, и тяни. Так лучше будет.
Она послушалась.
— А теперь давай назад! Отходи!
Ближе к берегу топь становилась глубже. Косичка ушёл в неё по пояс и вряд ли выбрался бы сам. Безымянная пыжилась и кряхтела. Силёнок у неё было мало, но Липкуду и это помогло. Особенно он радовался, что сумел вылезти, не отставив в дар болоту свой распрекрасный кафтан с рукавами, черпавшими грязь сродни ковшам.
Косичка распростёрся на мятой траве и не успел отдышаться, как девочка протянула грязную ладонь.
— Хочу голубую.
— Дай хоть дух перевести, вот настырная!
Безымянная поджала губы. Липкуд подумал, что она всё-таки может оказаться призраком, а с мёртвыми лучше не спорить.
— Которую тебе? Тут голубых куча.
— Вот эту.
Липкуд отёр руки о сухую часть кафтана, выловил нужную косичку и расплёл. Лента была кривая, местами мохрилась, но имела приятный, лазурный цвет.
Получив обещанное, девочка долго молчала. Потом улыбнулась. Едва заметно, уголками губ. Она прижала ленту к груди и стояла неподвижно. Только плечики подрагивали от холода.
— Её звали Элла, — пробормотал Липкуд, скосив глаза на волнистую рыжую прядь. — Ох и красотка, век не забуду!
Он мечтательно причмокнул и ухмыльнулся. История, в этот миг вертевшаяся у него на языке, была рассказана уже сотню раз, но не теряла очарования. Липкуд хвастал, будто всякая девица, с которой он миловался, дарила ему ленту или отрезала от платья лоскут в знак вечной любви, а он вплетал подарок в волосы. По сему на голове Липкуда обитали все цвета радуги, а мелких косичек было не счесть.
На деле, после визита певуна в какую-нибудь деревню, каждая третья селянка, собирая вещи с бельевой верёвки, ругала на чём свет стоит болвана, подрезавшего подол её юбки или утянувшего корсетный шнурок. Косичка сроду не пользовался успехом у женщин, но щёки от их дальнобойной брани горели так, что ягоды на румяна можно было не давить.
— Да-а, уделал, так уделал, — присвистнул он, оглядев кафтан. — Ох, а несёт-то как от меня! Воняю похлеще отхожего места, а?
— Не знаю, — тихо ответила девочка.
— А ты чего такая белая?
Она пожала плечами.
— А взялась откуда?
— Из подвала.
Липкуд округлил светло-карие глаза, шмыгнул задумчиво и буркнул:
— Безымянный призрак из подвала. Любит голубые ленточки. Неплохая история получится. Сочиню на досуге, а пока надо выбраться отсюда и высохнуть. Как бы хворь не словить.
— Мне так холодно никогда не было, — пожаловалась девочка, обнимая себя за плечи.
— Да ты нежная, я смотрю, — Липкуд отёр спасительную палку о мох и осторожно ступил на соседний от трухлявого ствол. — Холодно, это когда волосы в носу слипаются. А всё остальное — так себе, жить можно.
Берёза позади опасно скрипнула.
— Эй! Куда пошла? А ну стой там!
— Я с тобой хочу.
— Ишь чего! Иди в свой подвал, нечего ко мне приставать.
Девочка осталась топтаться на островке.
— Погоди ка, — Косичка обернулся. — А ты часом не порченая?
— Это как?
— Ну, с Целью.
— Не знаю.
Липкуд снова принялся простукивать берёзу, бормоча под нос:
— Вот же бестолковая. Так бы хоть продал кому-нибудь. Имени нету, ничего не знает. Точно призрак.
Богатые господа Намула любили держать при себе диковинных человечков. Некоторые порченые были на вес золота. Например, легковеры. С ними такую потеху разыгрывали — животики надорвёшь от смеха. Поставь дурачка перед огнём и скажи, что он не горячий. Так, ведь, руку сунет без раздумий! Обожжётся, слёзы градом. А скажешь, мол, это только в первый раз больно, сунь ещё! И опять сунет! Потому легковеры быстрее всех умирали. И ценились дорого.
В больших городах порченых детей давно не стеснялись, а вот по деревням прятали до поры до времени, потом выгоняли на все четыре стороны. Иной раз смотришь — бредёт по дороге средь полей какой-нибудь пацанёнок лет десяти. Глаза как не от мира сего. Страшные. Сразу ясно, что с Целью.
На соседний ствол пришлось прыгать. Приземлившись, Косичка потерял равновесие, но воткнул палку в жижу и удержался, опираясь на неё.