Лейла меня предупредила, о том, что грозит детям в будущем, если о них кто-то узнает. Драконы никогда не женятся на простолюдинках. Адриан меня обманул. Даже если бы он хотел жениться, то все равно не смог бы. Детей, рожденных вне брака, запирают в монастыре, он находится высоко в горах. Там будущим драконам суждено раскрыть крылья. Полукровки и те, у кого нет второй ипостаси, погибнут. Каким родится мой малыш, никто не знает, и предположить сложно. Лейла тогда положила свою ладошку на мой крохотный животик. Надо же, сколько лет прошло, а я все еще это помню.
Если бы только Адриан узнал, о том, что я беременна, мне было бы не суждено увидеть моих малышей. Их бы унесли сразу после рождения и никогда бы мне не отдали. Малыши могли бы просто погибнуть. Лейла сдержала свое слово. Ну а я? Я на следующий же день продала свой огромный дом и пешком ушла на юг по старой дороге. Ночевала, где придётся, то в придорожных трактирах, то в домах у селян, убегала от опасностей, пару раз чуть не погибла. На дорогах тогда было очень опасно.
Кулон, подарок Адриана, я оставила на сохранение в таверне. Боялась, что его могут у меня в пути отобрать. Да и мало ли что могло случиться. Слишком приметная вещь, как объяснишь, откуда такая взялась в руках у селянки? Драконово сердце, в котором заперли лилию. Адриан говорил, что это родовое украшение, которое дарят один только раз. Символ великой любви, все, что у меня было в память об Адриане. Я уперлась головой в стену. Хватит себя жалеть. У меня дети есть в память об этой любви. Это самое главное.
— Мама! — крикнула моя малышка с кухни, — У Марека сыпь. Он опять сладкого объелся, наверное.
— Где? — нам же еще идти в приличное место, выбирать все для школы. Я даже мечтать об этом боюсь, вдруг дракон передумает? Дети должны быть опрятными, чистыми.
— На лбу. Две шишки. Но их почти не видно под челкой. Ой!
Глава 3
Мой маленький мальчик усиленно трет ладошкой шишки на лбу. Он так растерян и, кажется, испугался. Я присела на корточки перед ним, попыталась сдвинуть в сторону руку.
— Я ел вишни у соседки Агнетты. Те, что свисали над дорогой. К ней на участок не заходил, — сознается, прямо глядя мне в глаза, сын.
Такой маленький, а уже проявляются в нем достоинство и гордость мужчины. Точно такие же, как и у его родного отца. Еще бы вишню не воровал. Можно подумать, у нас самих ее мало. Разве что вдоль дороги она созревает немного быстрей и становится куда слаще, чем та, что растет в глубине нашего сада. Соседка и сама бы ее отдала, можно было не спрашивать. Она только рада подкормить моих малышей. Да я сама запрещаю совать в рот те ягоды, что облеплены пылью. Животы заботят, по крайней мере, у нас так говорили. Здесь люди относятся к этому совершенно иначе, куда проще. Да и съесть дети могут первых ягодок слишком уж много. Марека у меня ранней весной всегда обсыпает, как ни стараюсь я его удержать.
— Убери руку, пожалуйста. Дай, я посмотрю.
Марек неохотно отодвигает в сторону руку. По бокам от лба надулись две крошечные шишки и чуть покраснели. На простую сыпь это совсем не похоже. Скорее, на обычные шишки от небольшого удара.
— Это не от ягод. Ты через забор лазал?
— Только вчера.
— Зачем? — вздыхаю я.
Деревянный забор отделяет наш небольшой сад от соседского, его густо оплетает лоза. Расстояние между жердей довольно широкое. Дети частенько забегают во двор милой Аманты. И пока они еще туда пролезают. Пролезали. И это вместо того, чтоб обойти по улице и пройти к соседке через калитку. Лоб Марека, похоже, в этот раз в изгороди все же застрял.
Дети Аманты уже выросли, ее младший сын пошел в подмастерья к бондарю, и она приглашает моих малышей поиграть в глубокой песочнице или нарвать свежих ягодок земляники. Я только рада этому, пусть играют. Ведут они себя вежливо, ей не докучают. Еще бы научились пользоваться калиткой, но что уж теперь. Не все сразу.
— Ходи вокруг, через улицу. Ты просто застрял. Сильно болит?
— Совсем не болит, — на глаза моего мальчика навернулись слезки, а личико стало совсем грустным.
— Что случилось?
— Мама, если это в школе заметят, то меня не возьмут! — голос Марека дрожит от волнения.
— Почему?
— Они сразу поймут, что я озорник. Говорят, в школе учатся только самые лучшие дети.