Ровно через год Саберна объявила по ней траур. Мол, наша королева часто покидала свой замок, и порой месяцами жила в заброшенных крепостях на Elaste Kora — но между парой месяцев и нынешним сроком ее пропажи пролегает большая разница.
Глашатаи зачитали новость о ее предполагаемой смерти на всех площадях Этвизы — господин Риэра шел домой с рынка и остановился, чтобы их послушать. Достопочтенная госпожа Дигера… любимая жена и любимая мать… она знала, что делает, знала, на что идет — и народ гномов склоняется перед ее храбростью. А еще — глубоко о ней скорбит.
Бесконечная странница… великая воительница… да нет, сказал себе господин Риэра, это же не о ней, она никогда не называла себя великой. Я спрашивал ее, почему она так настойчиво продолжает охоту, почему для нее так важно таскаться по залитым лужами, утопающим в сиянии солнца или покрытым белыми сугробами пустошам, а она пожимала плечами, и в ее темно-синих невозмутимых глазах появлялась какая-то тень.
— Я хочу исправить свою ошибку, — очень тихо отвечала она. И, помедлив, добавляла на грани шепота: — Хотя бы одну.
…он ушел к Альдамасу в октябре, незадолго до того, как его ученик проснулся перед рассветом — весь в холодном поту, потому что чужой мелодичный голос в его ушах повторял и повторял: maare solen de krii… lesta sha vel elaste…
И господин Иона прикидывал: вот было бы здорово на него наткнуться… расплыться в улыбке и сказать: «Здравствуйте, учитель!» И уточнить — а вдруг ему что-нибудь известно об этом голосе, вдруг он понимает, какого Дьявола тот возник. И рассказать — о подземных коридорах, о некрополе, о мраморе цвета изумруда и о каменных постаментах, о телах, облитых оловом, о господине Лори и о странной крепости, которая ни к чему не привязана и которая выступает из мрака там, где может поймать случайного путника.
Но горы были пусты — и напряженно молчали, ожидая, чем все это кончится.
========== 10 ==========
За несколько дней пути маленький отряд полностью миновал Тропу Великанов — и остановился там, куда вышел Говард со своим спутником после неудачной телепортации. Господин Иона безо всякой радости полюбовался распятой внизу Талайной и недостижимо далекими волнами Искристого Моря, на которых грациозно покачивались голубоватые ледяные глыбы. Задумчиво покусал нижнюю губу, внимательно огляделся — и вынужденно приказал:
— Значит, пойдем обратно.
Георг с явным удовольствием развернулся и двинулся вперед, возглавляя маленький отряд. За ним, настороженно хмурясь, последовал Лука — Говард остался рядом с колдуном и виновато улыбнулся, мол, я сожалею, что результаты наших поисков не соответствуют вашему желанию. Зато вас больше не донимает настойчивый неизвестно чей голос, и разве это не здорово? К тому же мы, вполне вероятно, по дороге назад наткнемся на ту покинутую крепость, откуда мы с Георгом такой сокрушительной ценой выбрались; и ладно бы все начиналось и заканчивалось моей раненой ногой, так нет, посмотрите на него — он ведь сумасшедший…
Все нормально, устало отозвался господин Иона. Это пройдет.
Обратная дорога заняла гораздо меньше времени, чем с таким трудом осиленная дорога к цели. На привалах Лука описывал Говарду подземный некрополь, облицованный мраморными плитами чудесного изумрудного цвета; молодых стройных парней и невероятно красивых девушек, замерших на каменных постаментах, и нарисованных под их ногами фениксов. Говард, конечно, был заинтригован, пожелтевшие страницы тетради шелестели под его аккуратными пальцами, наброски углем складывались в надменные, спокойные или испуганные лица, он сосредоточенно спрашивал: так? А их уши? Ты говорил, что похожи на эльфийские, но торчат они скорее вверх, чем в стороны…
Лука следил за его работой по-детски восхищенно, постоянно озадачиваясь — ну как? Скажи, как тебе это удается? Говард виновато — по своему обыкновению — улыбался и говорил, что его с раннего детства тянуло рисовать. И что он вряд ли таскался бы с мечом по Альдамасу, если бы его родственники не возмутились — ну ты что, какие в нашей семье художники, мы ведь воины, у нас ведь целая династия! Возьми себя в руки, выбрось акварели и ступай учиться ближнему бою!
— Почему-то со многими так, — сочувственно кивал ему Лука. — Наши родители гордятся тем, чего давно уже нет. То есть, — он почесал взлохмаченный затылок, — я не спорю, Этвиза — военное королевство, мы лучше всех деремся и редко проигрываем кому-либо… если не упоминать о расе хайли, разумеется, но они превосходят не только нас. Беда в том, что наши-то предки занимались воинским делом добровольно, это было их инициативой, они этого хотели, им нравилось оружие, нравилось болтаться по миру, устраивать засады на упырей и придерживаться Кодекса. А у нас… нет ничего, кроме памяти и отдельных редких энтузиастов. Неужели нельзя быть человеком чести, не становясь рыцарем? У художников, у звездочетов, у поэтов… у них что, не может быть таких же понятий о достоинстве, как у нас? Да нет, — он отрицательно качал головой в ответ на невысказанный вопрос Говарда. — Я-то мечтал пойти в рыцари. Понимаешь, разница в том, что мои мама и папа — обычные жители пограничного села, и они донимали меня вопросом выращивания картофеля и пшеницы, а не вопросом продолжения династии. Я был маленьким — и восторженно смотрел на закованных в кольчуги странников, на шлемы, на щиты с вычеканенными на них гербами… и я верю, что рыцарями должны быть люди, желающие всего этого. По-настоящему, а не по приказу любимых безумных дедушек.
Говард молча разводил руками.
Георг особого участия в разговорах не принимал — а если принимал, то быстро путался и не мог вспомнить, о чем была речь. Господин Иона опасливо на него косился и прикидывал — сколько времени понадобится, чтобы рассудок рыцаря восстановился? И нельзя ли помочь ему с помощью заклинаний — как-нибудь ненавязчиво, как-нибудь вскользь, чтобы магия не навредила еще сильнее?..
Они так и не отыскали обветшалую крепость, в чьем подвале была необходимая колдуну дверь. Так и не добрались до коридоров и залов, где по ночам смеется маленькая девочка — и шаркает подошвами расхлябанных ботинок странный парень со светло-карими глазами, привыкшими глядеть устало и немного укоризненно.
Их подвел именно Георг.
Обледеневший подвесной мост был распят над широкой долиной, заключенной в цепи отвесных посеревших склонов. Солнце растопило снег, и огромные лужи, вполне способные превратиться в озера, ослепительно поблескивали в золотых предзакатных лучах.
С промокших досок вниз дождем падали холодные капли. Эхо весело подхватывало звук их падения, и он ровным размеренным гулом раскатывался по горам.
У противоположного основания моста валялась какая-то темно-зеленая тряпка. Господина Иону почему-то больно царапнул ее цвет, он сощурился и рывком подался вперед; его зрение, усиленное заклятием, выцепило неловко подвернутую руку со звеньями опустошенного амулета в кулаке и тонкий бледно-розовый шрам от мочки уха до внутреннего уголка глаза…
— Нет, — бессмысленно попросил он, останавливаясь и чувствуя, как уходят из-под ног безжалостные мокрые доски. — Нет.
— Господин? — удивился Лука. — Вам дурно? Господин, вы чего, пожалуйста, хватайтесь!
Колдун покорно поймал его за подставленный локоть, попытался выпрямиться и покачнулся — по мосту выразительно шаркнула подошва его ботинка. Лука отчаянно вцепился в чужую куртку — чтобы любой ценой удержать своего спутника на мосту; и в этот момент позади раздался нехороший, натянутый хрипловатый смех.
Смеялся Георг. Нелепо запрокинув измученную голову и всем телом содрогаясь, как будто собирался в любую секунду умереть.
Неизменное эхо немедленно подхватило его искаженный голос — и протащило по горам, как тащат на виселицу преступника. Ровный размеренный гул падающих в лужи капель сменился неестественным, полностью лишенным живых эмоций хохотом; Альдамас как будто смеялся наравне с незваным сумасшедшим гостем, довольный, что сумел довести его до подобного состояния.