Могущество, рассеянно подумал колдун. Этот чертов тоннель обещает мне сокрушительное могущество, но я понятия не имею, как им воспользоваться. Он буквально переполняет меня силой, но мое тело не способно эту силу выдержать; убирайся, со стоном попросил он. Убирайся — хрипло и негромко, а еще сдавленно; эхо снова радостно вцепилось в наконец-то возникший звук. И давление послушно пропало.
С проклятиями и всхлипами, тяжело опираясь на стену и зажимая ладонью глубокую ссадину, пересекшую бровь и зацепившую верхнее веко, выпрямился Лука. И помог выпрямиться колдуну — подземный тоннель захлебывался шорохами и невнятными голосами, как голодная гарпия.
Господин Иона рассчитывал заклятие так, чтобы из подземелья, куда оно приведет, наверняка можно было выйти. Поэтому не боялся, что горы сомкнулись над его затылком, подобно склепу.
В тоннеле не было ни факелов, ни канделябров с черными ниточками фитилей и оплавленным воском, но, тем не менее, откуда-то лился размеренный зеленый свет. Если бы его спросили, господин Иона не сказал бы, что находится под землей — нет, ему все упорнее казалось, что он шагает по кедровым иголкам, по старому-старому лесу, и порой по исцарапанному лицу как будто скользит свежий весенний ветер, особенно потрясающий в конце ноября.
Потом тоннель повернул, и колдуну внезапно стало нечем дышать.
Спустя невероятно длинное мгновение он понял, что все нормально, закованные в серебро силуэты не шевелятся и не собираются нападать. Они стоят на каменных постаментах, и под их ботинками, или сапогами, или сандалиями в камне высечены идеально ровные надписи — вроде бы знакомые литеры, а смысл все равно не получается угадать. Ere-Mara… Ere-Keri… Ere-Lira…
Они все были высокими и стройными, с россыпью сережек на эльфийских ушах, со шрамами на губах и на подбородках, с мечами или топорами за спиной. Они все были одеты в странные подпоясанные балахоны, с накинутыми на плечи куртками или без них — молодые девушки, молодые парни, маленькие дети; одни смотрели безучастно, другие с болью, третьи выглядели откровенно злыми. У одного мальчика не было носа, в тени бесформенной впадины застыли крупные капли металла; не серебро, дошло до господина Ионы, а олово. Оно хорошо плавится.
Лука с горем пополам избавился от кровотечения и теперь заинтригованно любовался девушкой лет семнадцати, которая мягко улыбалась и протягивала руки вперед — желая, наверное, дотянуться до кого-то весьма любимого, до кого-то близкого и желанного. Потоптавшись перед ней и восхищенно выдохнув, рыцарь вытащил из кармана сапфировую диадему госпожи Клариссы — и, запрыгнув на постамент, аккуратно опустил ее на короткие оловянные волосы.
Тысячи каменных подножий, десятки тысяч вроде бы знакомых литер — господин Иона шел по изумрудному тоннелю, как во сне, и за ним неотрывно следили мертвые чужие глаза. Прошло какое-то время, и скульптора начало заносить — на постаментах кривились, плакали и закрывали изорванными ладонями лица девушки со сломанными ребрами и распахнутыми грудными клетками, юноши с вывернутыми ключицами или оторванными ногами, на неудобных тяжелых костылях; а кое-где вообще не было статуй — их место занимали урны со слежавшимися клочьями пепла.
— Я думал, что мы в галерее, — тихонько произнес Лука, наклоняясь над урной. — А мы на кладбище.
— В некрополе, — усмехнулся господин Иона. — Милое местечко, согласен?
Рыцарь поежился.
— Эти создания… эльфы, или кто они такие… они красивые, Говарду бы точно понравилось. Я ему потом расскажу обо всем, что видел — и о том, что сначала они выглядели нормально, как обычные статуи, а потом появились раненые, измученные, искалеченные… и еще о фениксах под символами на постаментах. Кстати, господин Иона, а где Говард? И Георг?
Колдун остановился и двинулся к ближайшему оловянному силуэту — ну да, и точно, под именем смутно виднеется вырезанный в камне феникс. Блеклая выцветшая птица, забавный хохолок из перьев и расслабленные крылья — мол, я больше никогда не упаду в небо…
Минутку, подумал господин Иона и медленно провел пальцем по вытянутому символу. Эре-Тэри… бесстрашный воин, повелевающий судьбами своих бойцов… да, и там, на покрытом голубыми цветами склоне, он в последний раз велел им идти вперед. А потом была кошмарная улыбка голема… утопающие в карминовом озере луки… Эре-Вира, она едва-едва приподнялась над забрызганными кровью бутонами, едва-едва оторвалась от мокрой земли — чтобы найти полный отчаяния взгляд командира.
— Господин Иона? — удивился Лука. — Вы чего?
Нити… сотни рваных переплетенных нитей, сотни узлов — колеблются, как водоросли под поверхностью воды… отзвуки чужих воспоминаний, набор никак не связанных между собой картин — в колыбели рыдает мальчик, потерявший мать, мальчика больше некому кормить — но вот огромная ступня голема падает на с такой любовью построенный дом, и становится тихо.
— Господин Иона!
…он дернулся и очнулся, хватая ртом воздух и сжимая истрепанный рукав чужого свитера. Ощутил, как влажно и горячо скулам, неловко вытерся почему-то расстегнутой манжетой; на ткани осталось яркое багровое пятно.
— Господин Иона, у вас кровь, — испуганно прошептал рыцарь. — Вы пошли смотреть на феникса, а потом упали, и я… вы метались и что-то говорили, но я впервые слышу такую речь, и ответить вам я не мог… кровь, господин Иона. Ее надо как-то остановить.
— Нет, — отмахнулся колдун. — Это слезы. Не напрягайся.
…идти медленно и коситься на оловянные скульптуры ему больше не хотелось, но там, где заканчивался некрополь и начиналась винтовая лестница наверх, его как будто за волосы дернули — и он послушно замер. Силуэт, расслабленно сидевший на самом краешке постамента, не имел серьезных увечий, не злился и не мучился — нет, он словно бы рассеянно изучал недоступные линии ступеней, прикидывая, а не выйдет ли однажды ими воспользоваться.
Внимание господина Ионы привлекла высеченная в камне надпись: Эре-Лори, наследник величайшего из горных королей. Ниже была эпитафия — “…чтобы, рассыпаясь пеплом, когда-нибудь родиться вновь…”, — а еще ниже…
Сердце господина Ионы обледенело и перестало биться, а потом снова лихорадочно рванулось и попыталось возобновить мелодичный ритм.
“Maare solen de krii”…
“Найди и распахни двери”.
========== 4 ==========
…рядом с подземным озером было холодно и темно — Говард кутался в испачканную слизью куртку и ругался, а Георг едва не плакал, то и дело оборачиваясь и безнадежно взмахивая кистенем.
После переноса в обледеневший коридор с белыми лезвиями сосулек на сводах потолка рыцарей преследовали неудачи — сперва на них напала оголодавшая гарпия, потом они угодили в некое подобие лабиринта и долго не могли выбраться, как минимум четырежды вынырнув из тени базальтовых стен и сообразив, что перед ними не выход, а украшенный их собственными следами вход. Если бы Говард не споткнулся о люк и не растянулся на плитах, шипя от боли и проклиная недоумков, с неизвестными целями построивших это место, они бы так и скитались по узким равнодушным коридорам, умоляя о помощи Богов.
Люк вывел их в целую анфиладу комнат, увешанных лианами и наполненных ароматом жасмина. Какое-то время Говард с удовольствием принюхивался, а затем его затошнило, он попросил Георга подождать и уединился в углу; вернулся, прижимая к обветренным губам носовой платок, и пожаловался на паршивое самочувствие.
Потом под лианами что-то загадочно зашелестело, и крохотная желтая змейка забавно шлепнулась на каменный пол. Все бы ничего, если бы из-под пышных ветвей не рванулись на свободу ее родственники — и внезапно не посчитали себя голодными, сердитыми и вообще вправе поужинать парой самоуверенных рыцарей.
Добравшись, наконец, до насквозь промокшей деревянной лестницы, Говард перестал ругаться и шумно возблагодарил небо, а Георг едва не расплакался. Поросшие красноватыми лишайниками ступени потрескивали и поскрипывали под ногами, но выдержали возложенный на них вес; кажется, рыцари поднимались вечно, давным-давно состарились, и за ними уже волочились кудрявые белоснежные бороды — когда наверху все-таки появилось яркое оранжевое сияние, и оба в едином сумасшедшем порыве ускорили шаг.