— И с меня тоже?
— Нет, и зачем? Ты воплощение Великой Матери. То, чему должно свершиться, — свершится именно через тебя. Пойдём отсюда, — сказал он тоном, который при своей мягкости не терпит возражений. И именно благодаря мягкости.
Кахин поставил на колени своего белого мехари, подсадил девушку в седло — полосатый ковер с двумя возвышениями спереди и сзади — и сам вспрыгнул позади неё, захватив в руки узкий повод. Верблюд степенно поднялся, накренив седоков на один борт, и неторопливо пошагал вперед. Спутники двинулись вслед за ними.
Это было похоже на морскую качку, и Марину сразу и очень резко замутило. Сказать об этом она постеснялась — удивительное дело, никогда прежде не случалось такого. А потом все прошло так же вмиг, как и началось.
— Пятнадцать миль надо пройти до конца Ришатского Клейма, — проговорил Кахин за её спиной, — а потом еще столько и полстолька. Я бы мог устроить тебя позади, но тому, кто смотрит вперёд, куда легче. И ты ростом ниже моих плеч, оттого не помешаешь править.
Незнакомые, скрытные запахи обступили девушку — верблюжьего пота, горячего песка и камня, мелких животных, которых, она, казалось, видела носом, а не глазами, что почти совсем закрылись. Постепенно она свыклась и даже начала находить прелесть в самом здешнем пекле. Ничто не мешало ветвистым деревьям — прозябать здесь и даже выбрасывать редкий цвет, ящерицам и тушканчикам — безмятежно спать в прохладной песчаной могиле до тех пор, пока не разбудит луна. Изредка посреди скудной осенней растительности паслись антилопы, гривистый баран со своего горного склона провожал взглядом путников, змея струилась живой сталью на месте высохшего ручья.
И не хотелось ни о чём ни говорить, ни думать.
— Мы почти у цели, — сказал Кахин. — Это шатёр, фелидж, моей матери и отца.
Марине показалось, что жилище по своей сути представляет собой двускатный навес, покрытый толстыми шерстяными половиками. Каркас, подпёртый таким количеством ножек — то ли это были оконечности опорных шестов, — что и сам, казалось, вот-вот тронется в путь по здешним равнинам.
— Не бойся его вида, — усмехнулся Кахин. — Лучшего жилища для нас ещё не придумано. Увезти можно на одном верблюде, установить за час или два. Плотные кошмы задерживают песок, что швыряет в нас ветер. Даже жгучий самум или беснующийся сирокко не страшны тем, кто укрылся в таком шатре. Это богатое жилище — целых восемнадцать шестов подпирает его, на правой половине, мужской, развешано оружие, в левой наши владычицы хранят свои музыкальные инструменты, принадлежности для старинного письма тифинаг, свои одежды и украшения из серебра. Хорошо, что мои названые сёстры уже поставили свои шатры: иначе бы их мужья теснились рядом с нами.
— Названые?
— Я приёмный сын у своих родителей: и если благородных имхаров называют Детьми Ветра, то ко мне это относится вдвойне.
Все всадники сошли с верблюдов, и Кахин повёл — вернее, почти понёс — девушку к себе в палатку.
То, что произошло далее, сквозило как-то мимо Марины, хотя сознание, несмотря на внешний зной и усталость, было хрустально чётким и ясным. Её обступили пожилые, молодые и совсем юные женщины в чёрных и темно-синих покрывалах, унизанных по краю серебряными бляшками, стали переодевать в такую же широкую рубаху до пят, как на них всех, поить кислым молоком, удивительно вкусным, и смешливо ворковать вокруг.
— Они говорят, что тебе мало туники-доккали и лилового покрывала для того, чтобы стать совсем похожей на нас. Надо переплести волосы, — передавал Кахин, стоящий рядом. — В мелкие дредки. Так голова под волосами меньше будет потеть. Я-то знаю, у меня такие же, но потолще. Так что не противься — самой понравится.
А её уже разбирали на множество прядок и тянули, слегка дёргая кожу, и подвешивали нечто звенящее к концам тугих косиц, и натирали кожу чем-то приятно пахнущим. И красили хной ладони, подошвы и ногти.
— Они вот-вот пустят меня босиком по горячему полу, — пожаловалась Марина. — Что тут полагается носить?
— Сандалии из автомобильных покрышек, — усмехнулся Кахин. — Ну, из кожи верблюда, с загнутыми носами, чтобы не загребать ими песок. Это тебя устраивает больше?