Сейчас глина у воды была совершенно сухой, но, ясное дело, иногда случалось и обратное. После дождей, к примеру. И у воды, что естественно, отпечатывались следы местных обитателей. По краю пляжика отчётливо просматривались несколько цепочек собачьих следов; поверх них виднелись конические ямки, словно кто-то вонзал в глину тонкие деревянные колышки. Сначала Сиверцев не мог понять — кто оставил эти странные следы? Потом догадался: псевдоплоть. Копытцами своими крабьими. Видимо, зверушки часто наведывались к этому пляжику на водопой.
А вот в правой части пляжика следы были посерьёзнее. Словно из воды выволокли бревно, или даже лодку. Только по бокам от бревна или лодки виднелись чёткие отпечатки лап, да вдобавок в нескольких местах словно расчёской по грязи провели — Сиверцев разглядел перед каждым отпечатком по семь узких параллельных борозд. Вероятнее всего, это были следы когтей. А что их семь, а не пять — так Чернобыль же…
— Ого! — не сдержался Ваня и присвистнул. — Тут и крокодилы водятся?
— Крокодилы, не крокодилы, — вздохнул Псих, — а сволочи преизрядные. Много в своё время народу перекушали.
Крокодилов Сиверцев помянул, безусловно, зря: ярко выраженных когтей у этих рептилий точно нет. Однако остальные следы соответствуют — брюхом по земле, лапы сбоку…
Псих понаблюдал ещё немного и что-то тихо и неразборчиво пробормотал. А потом обратился к Сиверцеву:
— Слушай сюда, Ваня, и запоминай. Эти сволочи больше активны ночью, но, бывает, и днём выныривают. Поэтому шуметь и плескать по воде не рекомендуется. Отходим вообще по-тихому — оттолкнёмся посильнее, и дрейфуем по инерции. Тем более, приставать нам всё равно ниже по течению, там берег не такой высокий. В общем, садимся в центр плота, шест в руки, и никаких телодвижений. Не только резких, вообще никаких. Только в самом крайнем случае я шестом подгребу малёхо.
— Шестом? — удивился Сиверцев. — Подгребёшь?
— А что тут такого? — в свою очередь удивился Псих. Сиверцев пожал плечами:
— Гребут обычно веслом.
— Ты видишь тут весло?
Ваня огляделся — действительно, вёсел в округе не наблюдалось, но, с другой стороны, ничего похожего на шесты он тоже не увидел.
— Короче, сиди и не дёргайся, а что жопа будет мокрая — так это терпимо, — подытожил Псих. — Главное, что целая! Всё, пошли!
Он решительно вошёл в воду, причём сделал это почти бесшумно, без плеска, и взобрался на дальний плот. Сиверцев тоже вошёл в воду — она оказалась пронзительно-холодной, ноги заломило даже сквозь обувь и одежду. Хорошо хоть глубоко заходить не понадобилось — вода дошла Сиверцеву лишь до середины икр, а потом он ступил коленом на брёвна, выдернул вторую ногу из вязкого ила и оказался на плоту.
Плот, если описывать очень грубо, был пятиугольным: центральные брёвна были самими длинными, соседние с ними покороче, дальше ещё короче — словом, у плота имелось некое подобие острого носа, в то время как корма была ровная. То, что Сиверцев сначала принял за мачту, на деле оказалось шестом, вогнанным в илистое дно через небольшое рубленное отверстие почти в центре плота — чуть ближе к носу. Одновременно и якорь, и швартов.
— Садись! — скомандовал Псих. Сиверцев послушно уселся по-турецки. Задница действительно мгновенно намокла.
Псих тем временем в несколько приёмов выдернул шест, упёрся им в дно правее плота и сильно оттолкнулся. Плот ощутимо колыхнуло и плавание началось.
Псих тоже уселся, положив шест себе на бедра. Сиверцев с опаской обернулся и поглядел на пляжик, который неожиданно быстро отдалялся. Плот дрейфовал не поперёк реки, а в большей степени вдоль её, по течению. Но и до покинутой суши расстояние всё увеличивалось и увеличивалось. Постепенно плот закрутило и Сиверцев оказался обращён лицом к берегу, от которого они недавно отвалили — вон и поросший лесом пригорочек замечательно виден, откуда они с Психом совсем недавно любовались видом на реку. Ещё пару минут — и плот уже движется кормой вперёд. Но нужный берег, вроде бы, приближается.
— Ваня, — тихо произнёс Псих. — Сиди не вставай! Что бы не случилось!
«Ладно, — недоумённо подумал Сиверцев. — Не буду вставать. Я и не собирался…»