– Почему?
– Во всяком случае, не потому, что хотел их не исполнить
– Тогда почему же? Где причина?
– Потому что не мог их исполнить.
– Как не мог?
– Ну, так. Разве ж вы не знаете, как иной даже солидный банкир не может оплатить своих векселей, хотя такое обстоятельство грозит ему банкротством…
– Но ведь Бог…
– И что же с того, что Бог?! Я уже говорил вам, что Он растратил Свое всемогущество. И какая теперь Ему цена? Можно пройти мимо и шляпы перед Ним не снять. – Он расхохотался. – Ну, довольно шуток. Слушайте. Наши фарисеи еще во времена Вавилонского пленения через каббалу узнали все, что от всего человечества сокрыто и тогда же решили эту грандиознейшую задачу. Они были не дети. Каждый из них стоил дюжину Соломонов. Изучая все события истории и явления жизни, исследуя и взвешивая их на весах своего тонкого и прозорливого ума, они пришли к определенному и незыблемо обоснованному заключению, что сила зла, противоборствующая всем добрым начинаниям Бога, в течение веков настолько возросла, что уже превозмогает Его благую силу. И потому Он, не желая сознаться в Своей несостоятельности, т.к. тогда Он "потерял бы лицо" перед всей вселенной, взамен земного царства и земных благ обещает верным Своим Царство Небесное за гробом, т.е. попросту говоря, виляет и изворачивается, как прогоревший предприниматель, все еще надеясь в неопределенном будущем как-нибудь выкрутиться из петли…
Липман с некоторым сомнением покрутил головой.
– Что вы этим хотите сказать?
– Может быть, может быть и так, как вы сказали…
– Не может быть, а есть именно так, как я говорю! – со злостью, грубо прервал мэтр и сердито засопел.
– Ведь я же не возражаю, мэтр.
– Итак… убедившись в полной несостоятельности Иеговы, фарисеи наши рассчитали, что Израилю нет ни малейшей выгоды идти с Богом и тогда только приняли чрезвычайное решение – переменить фронт, т.е. навсегда порвать с Иеговой и не только отмежеваться от него, но даже вступить с Ним и со всеми силами Его в непримиримую борьбу. Таким-то вот образом Израиль стал богоненавистником и богоборцем. А что касается богоубийства, то этот акт является только логическим следствием первой причины, первоначального решения. Этим своим новым курсом народ наш оправдал на деле свое древнее наименование, идущее от праотца нашего Иакова: слово "Израиль" значит: "тот, кто борется с Богом".
Липман опять порывисто вскочил со своего места.
– Извините, мэтр, трактуемые нами вопросы такой исключительной и ни с чем несравнимой важности, что невыясненными их во всей исчерпывающей полноте, до последней точки, оставить нельзя…
– Чего же вы еще хотите, Липман?
– Я хочу знать, что если Израиль объявил войну Богу, то на что же он рассчитывает, на какую поддержку, и с какой стороны? Неужели он хочет меряться с Богом одними своими собственными силами? Тогда это безумие! Ведь это даже не поединок Давида с Голиафом, а нечто несоизмеримо величайшее…
– Це-це-це! – пошлепал своими толстыми губами мэтр. А разве я вам сказал, что Израиль одиноким вышел на ратоборство с Богом?! Пхе-хе-хе… Я вам этого не говорил. И неужели вы хоть на минуту могли помыслить себе, что отцы наши – фарисеи такие простаки, что выйдут на борьбу против Творца вселенной одинокими и голыми, как ощипанные цыплята? Хе-хе-хе… Нет, Липман, эти соломоновы головы, прежде вступления в роковую борьбу, математически точно рассчитали и как на аптекарских весах взвесили все шансы pro и contra и когда убедились в несомненности своей победы, только тогда бросили свой жребий.
– Значит, они оперлись на постороннюю противоборствующую силу? Заключили с ней союз?
– Ну, известно же…
– На какую?
– Неужели же вы, Липман, уже сколько время я с вами говорю, не догадываетесь сами, на какую именно силу?
– И почему, мэтр, вы полагаете, что я не догадываюсь? Нет. Я догадываюсь.
– Ну, и что же? – с усмешкой спросил Дикис.
– Я желаю, мэтр, вот этими моими ушами, вот из этих ваших уст услышать имя этой силы…
На этот раз Липман говорил с мало свойственной ему крайней горячностью и пальцами обеих рук потряс свои уши, а потом вызывающе указал на губы гостя.
– Сила зла… – раздельно произнес Дикис.
– Значит, Израиль оперся на эту силу, идет с ней плечом к плечу и на веки вечные неразрывно связал с ней свою собственную судьбу?
– Да. Не иначе, как так.
– Назовите, мэтр, эту силу ее собственным именем.
– Вы хотите, Липман, чтобы я поставил точку над " i "?
– Ну да, мэтр, во всякого рода делах я привык, чтобы не было недомолвок и недоразумений.
Тот усмехнулся.
– Vous avez raison. Я уже ставлю точку над " i ". Имя ему – дьявол.
Липман, бледный, но на вид спокойный, не вымолвил больше ни слова.
Гость, взглянув на часы-браслет, тяжело, со вздохом поднялся со своего места и стал разминать затекшие ноги.
– Ну, Липман, я уже ухожу. Сегодня у нас суббота. В среду, ровно в 8 часов, я опять буду у вас. А за эти дни вы уже хорошенько продумайте себе о том, о чем мы имели сегодня разговор и постарайтесь вместить его в себе.
– Слушаюсь, мэтр.
Хозяин хотел было проводить своего гостя до подъезда, но едва только из-за двери высунул голову, как с трудом спускавшийся по лестнице Дикис энергично и повелительно замахал на него руками.
Липман юркнул за дверь, а через четверть часа уже мчался на такси за женой.
Она провела вечер в театре с одним довольно известным русским писателем и его супругой. Муж запретил ей возвращаться домой до тех пор, пока он сам не заедет за ней. Она сидела в убогом номерке беженской четы, пила чай с бисквитами и, вспоминая свою уютную квартиру, страшно скучала, сердясь на мужа за то, что он так долго не появляется.
ВЕЧЕР ВТОРОЙ
IV
Как и в первый вечер, гость явился ровно в 8 часов и, как тогда, хозяином были приняты все меры предосторожности для соблюдения строжайшей тайны.
Оба заняли в кабинете свои прежние места.
– Имеете ли какие вопросы? – осведомился Дикис.
– Да… имею, мэтр.
– Предлагайте.
– Я хотел бы знать, почему вы Иисуса Христа назвали обманщиком, а основанную Им религию – ересью? Между тем, из дальнейшей нашей беседы, выяснилось, что Иисус никого не обманывал, чудес сотворил несравненно больше, чем записано в Евангелии, из мертвых Он воскрес и вознесся на небо.
Мэтр снисходительным взглядом мудреца, которому ведомы все тайны, глядел на своего невежественного ученика.
– Я ни одного слова не имею возразить против выдвинутых вами положений, – внушительным тоном заявил он. – Все это так. И все это вы слышали вашими собственными ушами из моих собственных уст. И, тем не менее, всемерно настаиваю на том, что Иисус из Назарета – обманщик.
– Как же так? Не понимаю…
– И что вы тут не понимаете, Липман? А как вы назовете того человека, который дает вам векселя, заранее зная, что ни в срок, ни после срока оплатить их он не может? Обманщик Он! – вдруг с неожиданной, страстной злобой и ненавистью взвизгнул Дикис, – потому что так же, как и Его Отец, не может дать Своим последователям того, что обещает, ересь, основанная Им религия; ибо она не соответствует действительному положению вещей в мире, лишает человека свободного произволения и тем убивает в нем разностороннее развитие природных сил. Вы, Липман, кажется, юрист.
Тот слегка осклабился.
– Да. Я – юрист, но юрист бездейственный, потому что хотя и числился помощником присяжного поверенного у одного известного адвоката при Петербургском Окружном суде, но совсем не практиковал, со студенческой скамьи пошел по иной дороге…
– То не важно, практиковали вы или нет, – с досадой перебил Дикис. – Ну, а как на юридическом языке вы назвали бы поступки Иисуса?
– Право, не знаю… – растерянно улыбаясь, пролепетал Липман. – Да, наконец, разве деяния Бога могут подлежать человеческой юрисдикции?
Мэтр совсем рассердился, но сдержался, только резким движением в кресле и усиленным сопением выразил свое недовольство.
– Ну, тогда я вам подскажу, что Его поведение по отношению Своих последователей на юридическом языке называется "вовлечением в невыгодную сделку". Все обещает, все у них взять и ничего им не дать. Все Его здание построено на песке и обречено на разрушение и гибель, потому что зло сильнее добра, в чем мы на каждом шагу ежедневно убеждаемся. Вы думаете, что зло побеждает добро только здесь, на земле? Как бы не так! Мир устроен по одному закону. И переменить этот закон никто не в силах. Мы это точно знаем. Из этого следует заключение, что то, что делается здесь, на земле, то продолжается, и будет продолжаться и там, на небе, в загробной жизни. Кто здесь преуспевает и побеждает, будет и там победителем. Кто здесь побежден и повержен, той же участи подвергнется и там. Каждый из нас понесет свою здешнюю судьбу и в иной план бытия. Почему вы, Липман, не хотите принять фактов так, как они есть на самом деле, как проходят перед вашими глазами, а верите фантазиям?