* * *
И увидел я другого зверя, восставшего из песка, и были у него два рога, похожих на агнчие, но в пасти сверкали клыки и изрыгал зверь пламя, как дракон, и светился зверь огнем и жаром и шипел по-змеиному.
Он называл себя Проповедником, и среди жителей Арракиса распространился сверхъестественный страх, что это вернулся из Пустыни считавшийся умершим Муад’Диб. Он мог остаться в живых, ибо кто из смертных видел воочию его мертвое тело? Да и кто вообще видел тела людей, которых взяла Пустыня? Но все-таки, неужели это – Муад’Диб? Однако до сих пор не нашлось ни одного старца, который выступил бы вперед и сказал: «Да, это Муад’Диб. Я видел и узнал его».
Но все же… как и Муад’Диб, Проповедник был слеп. Его пустые черные глазницы были обезображены шрамами от ожогов, причиненных огнеметом для выжигания камней. Его голос был грубоватым и надтреснутым, одно звучание его трогало неведомые струны в глубине души любого человека и взывало к истине. Многие заметили это. Проповедник этот был страшно тощ, лицо его было изборождено морщинами, а волосы белы от седины. Но такое бывало со всеми, кто подолгу жил в Пустыне. Пусть каждый сын Пустыни посмотрит на себя – ему не нужны будут другие доказательства. Но был и еще один предмет спора. У Проповедника был провожатый – молодой парень, фримен, который утверждал, что работает у слепца за плату. Никто не знал, из какого он сиетча. Некоторые спорили, что Муад’Диб, способный прозревать будущее, не нуждался в поводыре, который мог понадобиться ему только в минуты отчаяния и тоски. Им возражали, что, видимо, это время наступило, и теперь великому Муад’Дибу нужен поводырь, и это знали все.
Однажды зимним утром Проповедник появился на улицах Арракина, загорелая, переплетенная темными венами рука его лежала на плече молодого поводыря. Этот поводырь, который называл себя Ассаном Тариком, вел своего подопечного по кремнистой пыли с живостью и ловкостью истинного жителя Пустыни, который мгновенно замечает любое препятствие.
Люди заметили, что Проповедник носит поверх Пустынного костюма обычную бурку. Такие бурки делали в отдаленных сиетчах Пустыни по старинному образцу. Одет Проповедник был отнюдь не в рубища, которые столь часто носят в наши дни бродячие фанатики. Носовой раструб, через который под одежду подавался увлажненный выдох, был заплетен в косу невиданного черно-красного цвета. Маска костюма, закрывавшая нижнюю половину лица, была заткана зеленым полотном с отметинами песчаных бурь Пустыни. Всем своим обликом Проповедник производил впечатление пришельца из прошлого Дюны.
В то утро, когда улицы были заполнены толпами, многие заметили слепца. Трудно было не обратить внимание на это шествие – слепой фримен был необычайной редкостью. Закон фрименов отдавал слепых во власть Шаи-Хулуда. Буква этого Закона, хотя его уже не столь ревностно почитали в мягкие новые времена, когда на планете наступило изобилие воды, осталась тем не менее неизменной. Слепец должен стать даром Шаи-Хулуду. Незрячих выводили в Пустыню, где их пожирали большие черви. Когда это бывало сделано – а предания о таких событиях существовали во всех городах, – то слепых пожирали самые большие черви: их называли Старцами Пустыни. Таким образом, слепой на улице возбуждал немалое любопытство, и свидетели останавливались, чтобы поглазеть на странную пару, шествующую по улице.
Парню-поводырю было на вид около четырнадцати стандартных лет, на нем был модифицированный защитный костюм; лицо оставалось открытым для иссушающего ветра Пустыни. У поводыря были тонкие черты лица, голубые глаза, затуманенные зельем, небольшой вздернутый нос и наивные глаза, выражавшие полную невинность, которая в юности служит отличной маской цинизма. В противоположность поводырю слепой шел вперед широкими шагами человека, который за долгие годы жизни привык либо ходить пешком, либо ездить на прирученных червях. Голова его была высоко поднята, а шея была почти неподвижна – весьма характерная для слепых осанка. Шея его сгибалась, только когда Проповедник поворачивал голову в сторону интересующего его звука.
Рассекая толпу, странная пара проследовала к огромным ступеням, ведущим к громадному сооружению – Храму Алии, достойному сопернику Убежища Пауля. Поднявшись по ступеням, Проповедник и его юный поводырь остановились на третьей площадке, где паломники, совершавшие хадж, ожидали утреннего открытия гигантских ворот. Проема этих ворот с лихвой хватило бы на постройку в нем самого величественного из храмов древних религий. Говорили, что, пройдя через эти ворота, душа паломника уменьшалась до размеров пылинки, способной пройти на небо сквозь игольное ушко.