- Мы сделаем так, как он говорит, - проговорил Проповедник. Он убрал руку с плеча проводника, соскользнул по боку червя и по его кольцу на песок, чисто отпрыгнув, когда его ноги коснулись земли. Обернувшись, он сказал: - Отгони червя и дай ему потом уйти в песок. Он так устал, что не станет нам докучать.
- Червь не уйдет! - запротестовал поводырь.
- Он уйдет, - сказал Лито. - Но если ты попытаешься бежать на нем, я отдам тебя ему на съедение, - он подошел к сенсорной бровке червя и указал ему в том направлении, откуда они прибыли. - Иди туда.
Юноша хлопнул червя по кольцу позади себя, понукая его, покачнул крюк, державший кольцо открытым. Червь медленно заскользил по песку, повернул, когда юноша наклонил крюк.
Проповедник, двигаясь на звук голоса Лито, взобрался на дюну и остановился в двух шагах от него. Сделано это было с уверенностью и проворством, поведавшими Лито, что состязание будет нелегким.
Здесь их видения расходятся.
- Сними маску стилсьюта, отец, - сказал Лито.
Проповедник повиновался, откинул складку своего капюшона и удалил прикрытие со рта.
Зная свой собственный внешний облик, Лито изучал это лицо, так ясно видя черты сходства, как будто они были подчеркнуты светом. Эти черты необъяснимо согласовывались, хоть и не было в них ничего резкого, но нельзя было ошибиться насчет генетической тропинки, на которой они помещались. Именно эти черты унаследовал Лито из дней, полных жужжания и сочащейся воды, из волшебных морей Келадана. Но теперь они стоят на разделяющей их точке Арракиса, и ночь вот-вот падет на дюны.
- Итак, отец, - сказал Лито, глянув налево, где тащился к ним по пескам поводырь, и где был отпущен червь.
- Му зейн! - и Проповедник резко рубанул воздух правой рукой. "Это не к добру!"
- Кулиш зейн, - мягко ответил Лито. "Только это добро и дано нам когда-либо иметь". И добавил на чакобсе, боевом языке Атридесов. - "Я здесь, и здесь я останусь!" Нам нельзя забывать этого, отец.
У Проповедника поникли плечи. Полузабытым жестом, он поднес обе руки к своим пустым глазницам.
- Однажды я поглядел твоими глазами и изучил твои воспоминания, сказал Лито. Я знаю твои решения, и я побывал в том месте, где прятался ты.
- Знаю, - Проповедник опустил руки. - Ты останешься?
- Ты назвал меня в честь того, что этот девиз вписал в фамильный герб, - ответил Лито. - Дж'и суа, дж'ресте!
Проповедник глубоко вздохнул:
- Как далеко это зашло, то, что ты над собой сделал?
- Моя кожа - не моя собственная, отец.
Проповедник содрогнулся:
- Тогда я знаю, как ты меня здесь нашел.
- Да, я пристегнул свою к память месту, где мое тело никогда не бывало. Мне нужен был вечер со своим отцом.
- Я не твой отец. Я только бедная копия, пережиток, - он повернул голову на звук приближающегося поводыря. - Я больше не обращаюсь к видениям, чтобы узнать свое будущее.
Пока он говорил, тьма накрыла пустыню. Над ними вспыхнули звезды, и Лито тоже повернул голову к приближающемуся к ним поводырю.
- Вубак ул кухар! - окликнул Лито юношу. - "Привет тебе!"
- Субак ун нар! - последовал ответ.
Проповедник сказал хриплым шепотом:
- Этот юный Ассан Тарик - из опасных...
- Все Отверженные опасны, - ответил Лито. - Но не для меня, - он говорил тихо, в разговорной интонации.
- Если в этом твое видение, то я в нем соучаствовать не буду, сказал Проповедник.
- Возможно, у тебя нет выбора, - сказал Лито. Ты - филхаквиква, Реальность. Ты - Абу Дхур, отец Бесконечных Дорог Времени.
- Я не больше, чем приманка в ловушке, - сказал Проповедник, и в голосе его была горечь.
- И Алия уже проглотила эту приманку, - сказал Лито. - Но мне не нравится ее вкус.
- Ты не сможешь этого сделать! - прошипел Проповедник.
- Я уже это сделал, отец. Моя кожа - не моя собственная.
- Может, еще не слишком поздно для тебя...
- Слишком поздно, - Лито наклонил голову набок. Ему слышно было, как по склону дюны, на звук их голосов, тяжело взбирается Ассан Тарик. Привет тебе, Ассан Тарик из Шулоха, - сказал Лито.
Юноша остановился на склоне как раз под Лито, темная тень в звездном свете. В его осанке и в том, как он задирал голову, прочитывалась нерешительность.
- Да, - сказал Лито. - Я - тот, кто бежал из Шулоха.
- Когда я услышал... - начал Проповедник. И повторил: - Ты не сможешь этого сделать!
- Я это делаю. Что значит, если тебя еще раз ослепят!
- Ты думаешь, я этого страшусь? - спросил Проповедник. - Разве ты не видишь чудесного поводыря, которого они ко мне приставили?
- Вижу, - Лито опять повернулся лицом к Тарику. - Ты что, не слышал меня, Ассан? - сказал Лито. - Но ты - мой демон, - и Лито ощутил, как возрастает напряжение между ним и его отцом. Вокруг них велась игра теней, проекции неосознанных обликов. И Лито ощущал воспоминания своего отца нечто вроде пророчества назад, отбиравшего видения из устойчивой реальности этого момента.
Тарик почувствовал это, эту битву видений. Он скользнул на несколько шагов вниз по склону.
- Нельзя управлять будущим, - прошептал Проповедник, с большим усилием в голосе, словно поднимая огромный вес.
Лито понял, в чем разногласие между ними. Это была стихия мироздания, над постижением которой он бьется всю свою жизнь. Либо он, либо его отец вынуждены будут действовать быстро, принимая решения по своим действиям, выбирая видение. И отец прав: стремясь к какому-то окончательному управлению мирозданием, только создашь оружие, которым в конце концов мироздание тебя и сразит. Выбрать видение и управлять им - это балансировать на единственной тонкой ниточке - играть в Бога на высоко натянутом цирковом канате, по обе стороны которого - космическое безмолвие. Ни одному из борющихся сейчас нельзя отступить в смерть-как-прекращение-парадокса. Каждый знает видения и их правила. Все старые иллюзии умирают. И когда один из состязающихся делают ход, другой может сделать контр-ход. Единственная неподдельная правда, имеющая сейчас значение для них, это та, что отделяет их от предпосылок видения. Нет безопасного места, только скоротечно тасуемые взаимосвязи, фиксируемые внутри тех пределов, к которым они привязаны лишь сейчас, устремленные в неизбежные изменения. Каждому из них не на что было положиться, кроме как на отчаянное и одинокое мужество, но у Лито были два преимущества: он направил себя по тропе, с которой нет возврата, и он принял все жуткие последствия этого для себя самого. Его отец все еще надеялся, что есть дорога назад - и не взял на себя бесповоротных обязательств.