64
Как это бывает с очень многими религиями, Золотой
Эликсир Жизни Муад Диба скатился до поверхностного
волховства. Его таинственные знаки стали всего лишь
символами для замещения более глубоких психологических
процессов, и эти процессы, конечно, пошли наперекосяк. В
чем была нужда, так это в живущем Боге, а ни одного не
имелось - эту ситуацию и исправил сын Муад Диба.
Речение, приписываемое Лу-Тунг-пину (Лу, Гость Пещеры).
Лито сидел на Львином троне, принимая присягу племен. Ганима стояла рядом с ним, одной ступенькой ниже. Церемония в Великой Зале длилась целые часы. Племя за племенем Свободных представало перед ним, через своих делегатов и наибов. Каждая делегация подносила дары, подобающие Богу устрашающей силы, Богу мести, сулившему им мир.
Он через испуг привел их к покорности, устроив спектакль перед общей арифой всех племен. Судьи увидели, как он заходил в огненную яму и, выйдя из нее невредимым, попросил их внимательно осмотреть его кожу - что на ней нет никаких отметин. Он приказал бить себя ножами - и его непреодолимая кожа запечатывала при этом его лицо так, что ножу не было куда проникнуть. При малейшем дымке из него начинали сочиться кислоты. Он съел их яды - и посмеялся над ними.
Под конец он вызвал червя и постоял в его пасти лицом к ним. Затем он повел их на летное поле Арракина и там нагло опрокинул фрегат Союза, подняв его за один из посадочных стабилизаторов.
Арифа отчиталась обо всем этом с благоговейным страхом, и теперь прибыли делегации племен, чтобы официально закрепить свою покорность.
Сводчатое пространство Великой Залы, с акустическими свойствами его увлажнительных систем, почти поглощало резкие шумы, но непрестанный шорох движущихся ног, плывущий на волнах пыли и запахов кремниевой гальки, принесенных снаружи, неотступно проникал в слух.
Джессика, отказавшаяся присутствовать, наблюдала из потайного глазка за троном. Взгляд ее был прикован к Фарадину - с осознанием, что и ее, и Фарадина переиграли. Конечно же, Лито и Ганима предвидели действия Сестер! Внутри себя близнецы могли посоветоваться со множеством более великих бене джессериток, чем все живущие ныне в Империи.
Особенно ей было горько из-за того, как именно мифология Сестер поймала в западню Алию. "Страх возводит страх!" Поколениями складывавшиеся особенности взгляда отпечатали на ней судьбу Богомерзости. Алия не ведала надежды. Конечно, она поддалась. На фоне ее судьбы еще трудней было видеть, чего достигли Лито и Ганима - даже не одного выхода из западни, а двух. И самым горчайшим были победа Ганимы над своими внутренними жизнями и ее настояния, что Алия заслуживает только жалости. Гипнотическое подавление под стрессом, сцепленное с опекунством благого предка, спасли Ганиму. Они могли бы спасти и Алию. Но, не имея надежды, она ничего не предприняла, пока уже не стало слишком поздно. Вода Алии ушла в песок.
Джессика вздохнула, перевела взгляд на Лито на троне. Огромный глобусообразный кувшин с водой Муад Диба занимал почетное место по его правую руку. Он похвалился Джессике, что его отец-память посмеялся над этим жестом, хоть и восхищаясь им в то же время.
Кувшин и похвальба укрепили решимость Джессики не принимать участия в ритуале. Сколько ни проживи, знала она, она никогда не сможет принять Пола, говорящего из уст Лито. Она радовалась, что устоял Дом Атридесов, но невыносимы были мысли о том-что-могло-бы-быть.
Фарадин сидел, скрестив ноги, рядом с сосудом с водой Муад Диба. Это было место Царственного Писца, почести новопожалованной и новопринятой.
Фарадин чувствовал, что отменно приспосабливается к новым реальностям, хотя Тайканик до сих пор был в ярости и сулил зловещие последствия. Он вошел со Стилгаром в союз на основе недоверия к происходящему - и их смычка, похоже, забавляла Лито.
За часы церемонии принесения присяги, Фарадин переходил от благоговения к скуке, а от нее опять к благоговению. Нескончаемым потоком текли эти люди, эти бесподобные бойцы. Их обновленная верность Атридесу на троне уже не ставилась под вопрос. Они стояли перед ним в покорном ужасе, напрочь запуганные тем, о чем доложила Арифа.
Наконец все почти кончилось. Перед Лито стоял последний наиб Стилгар, шедший "Последним и Почетным". Вместо тяжелых корзин со спайсом, полыхающих драгоценных камней и любых других дорогостоящих даров, горами громоздившихся вокруг трона, Стилгар держал плетеную из волокон спайса повязку для головы. На ней был Ястреб Атридесов, исполненный в золоте и зеленом.
Ганима узнала повязку и искоса бросила взгляд на Лито.
Стилгар положил повязку на вторую ступень, низко поклонился.
- Я подношу тебе повязку, которую носила твоя сестра, когда я увел ее в пустыню, чтобы ее защитить, - сказал он.
Лито подавил улыбку.
- Я знаю, что тяжелые тебе выпали времена, Стилгар, - сказал он. Есть ли что-нибудь, способное стать тебе возмещением? - он указал на груды дорогих даров.
- Нет, милорд.
- Тогда я принимаю твой дар, - Лито наклонился вперед, ухватил край одеяния Ганимы и оторвал от него тонкую полоску. - В обмен я даю тебе кусочек одежды Ганимы, той одежды, в которой она была, когда ее похитили из твоего лагеря в пустыне, вынудив меня прийти ей на выручку.
Стилгар принял дар дрожащей рукой.
- Ты смеешься надо мной, милорд?
- Смеюсь над тобой? Именем своим клянусь, Стилгар, никогда бы я не стал над тобой смеяться. Я велю тебе всегда носить это близко к сердцу как напоминание, что все люди подвержены ошибкам, и что все вожди - люди.
Стилгар слегка усмехнулся.
- Какой бы из тебя получился наиб!
- Какой я есть наиб! Наиб наибов. Никогда об этом не забывай!
- Как скажешь, милорд, - Стилгар сглотнул, припоминая отчет своего арифы. И подумал: "Однажды у меня была мысль его убить. Теперь уже слишком поздно". Взгляд его упал на изящный сосуд, покрытый плотной позолотой и с зеленой крышкой. - Это вода моего племени.
- И моего, - сказал Лито. - Приказываю тебе прочесть, что на нем написано. Прочти громко, чтобы всякий мог слышать.
Стилгар бросил на Ганиму вопрошающий взгляд, но она лишь подбородок вздернула - холодный ответ, от которого у Стилгара пробежали мурашки. Не намереваются ли эти Атридесовские бесенята призвать его к ответу за его горячность и его ошибки?