относительности, или мы перестаем верить, что можем
вовлечь себя в непрерывное точное предсказание будущего. В
самом деле, зная, что будущее поднимает множество
вопросов, на которые невозможно ответить, придерживаясь
традиционного подхода, если, во-первых, не отделять
Наблюдателя от Времени и, во-вторых, не сводить к нулю
развитие. Если вы принимаете теорию относительности, то
может быть видно, что Время и Наблюдатель должны
находиться в тесной связи, иначе вкрадутся ошибки.
Казалось бы, можно сказать, что невозможно вовлечься в
точное предсказание будущего. Тогда как мы объясним
продолжающиеся поиски этой призрачной цели уважаемыми
учеными? Тогда как объясним Муад Диба?
Харк ал-Ада. Лекция по Предвидению.
- Я должна тебе кое-что рассказать, - сказала Джессика, - хотя даже я знаю, что этот мой рассказ напомнит тебе о многих случаях из нашего общего прошлого и что это подвергнет тебя опасности.
Она замолчала, чтобы посмотреть, как Ганима воспринимает это.
Они сидели одни, вдвоем, расположившись на низких диванных подушках в палате съетча Табр. Понадобилось значительное умение для проведения этой встречи, и Джессика была совсем не уверена, что не она одна прикладывала усилия для подобной встречи. Казалось, Ганима предвидела и продумывала каждый шаг.
Было почти два часа пополудни, и волнения, связанные с узнаваниями, были уже позади. Джессика заставила себя сконцентрировать внимание на этой комнате со стенами из скал, с ее темными занавесями и желтыми подушками. Чтобы преодолеть накопившееся напряжение, она мысленно перенеслась, в первый раз за многие годы, во времена, напоминавшие ей о Литании. Против Страха из ритуала Бене Джессерит.
"Я должна бояться. Страх убивает разум. Страх - это маленькая смерть, которая несет полное забвение. Я буду смотреть в лицо моему страху. Я позволю ему овладеть мною и пронзить меня насквозь. И когда он уйдет, я внутренним зрением прослежу его путь. Там, куда уйдет страх, не будет ничего. Только я останусь".
Она проделала это молча и глубоко, спокойно вздохнула.
- Иногда это помогает, - сказала Ганима. - Я имею в виду Литанию.
Джессика закрыла глаза, чтобы скрыть потрясение от этой способности проникновения в чужие мысли. Прошло много времени с тех пор, как кто-нибудь был способен прочитать ее сокровенные мысли. Осознание этого всегда приводило в замешательство, особенно, когда эта способность подкреплялась интеллектом, который скрывался под маской детства.
Посмотрев в лицо своему страху, Джессика открыла глаза и уже знала источник беспорядка: "Я боюсь моих внуков". Ни один из этих детей не показал позор Мерзости, который Алия выставляла напоказ, хотя Лито выдавал каждый признак какого-то ужасающего уживания. Вот по какой причине он очень искусно отстранен от этой встречи.
В порыве гнева Джессика отбросила в сторону свои привычные застарелые эмоциональные маски, зная, что здесь от них не будет никакой пользы, они всего лишь препятствие в общении. С тех пор, когда у нее была любовь с Герцогом, она не убирала препятствия, и она обнаружила, что это ей принесло одновременно облегчение и боль. Остались факты, которые ни проклятья, ни молитвы, ни Литания не могли бы убрать из этой жизни. От этих фактов нельзя было убежать. Их нельзя было проигнорировать. Элементы видений Пола были восстановлены и были подхвачены его детьми. Они были магнитом в пустоте: жестокость и все самые серьезные злоупотребления властью притягивались к ним.
Ганима, наблюдавшая за сменой эмоций на лице своей бабушки, была очень удивлена, что Джессика потеряла над собой контроль.
Абсолютно синхронно, как бы улавливая движения друг друга, обе повернулись, глаза их встретились, и они уставились друг на друга, проникая глубоко друг в друга. Они обменялись между собой мыслями, не произнося слов.
Джессика: "Я хочу, чтобы ты видела мой страх".
Ганима: "Теперь я знаю, что ты любишь меня".
Это был быстро проходящий момент их внутреннего доверия.
Джессика сказала:
- Когда твой отец был еще мальчиком, я доставила на Келадан Преподобную Мать, чтобы протестировать его.
Ганима кивнула. Память об этом была слишком яркой: "Мы, последователи Бене Джессерит, были очень осторожны, чтобы увериться в том, что дети, которых мы воспитывали, были людьми, а не животными. Никто никогда не мог определить это по внешнему виду".
- Это тот метод, с помощью которого вас обучали, - сказала Ганима, и память устремилась в ее разум: это старая Бене Джессерит, Ганус Хэлен Моахим. Она прибыла в замок Келадана со своим ядовитым Гом Джаббаром. И ящичком жгучей боли. Рука Пола (собственная рука Ганимы в разделенной памяти) была в агонии от этого ящичка, в то время как старуха спокойно говорила о мгновенной смерти, если он вытащит руку из ящика с болью. И не было сомнений в том, что смерть подкрадывалась к горлу ребенка, а старческий голос монотонно бубнил свое разумное объяснение:
- Ты слышал о животных, которые перегрызают себе ногу, чтобы выбраться из капкана. Это свойственно животным. Человек же останется в капкане, будет терпеть боль, ощущая смерть, потому что он может убить того, кто ставил капкан, и подвергнуть его наказанию.
Ганима затрясла головой при воспоминании о боли. Жжение! Жжение! Полу казалось, что от его кожи, из подверженной боли руки идет черный дым внутри ящика, мясо скручивается и отваливается, и остаются только одни обгоревшие кости. Но это был обман - рука была невредима. Хотя на лбу Ганимы выступил пот при этом воспоминании.
- Разумеется, ты помнишь это так, как я не могу, - сказала Джессика.
На мгновение воспоминания отступили, и Ганима увидела свою бабушку в другом свете: что могла бы сделать эта женщина при выполнении всех необходимых условностей, навязанных орденом Бене Джессерит. От этого у нее возникали новые вопросы относительно возвращения Джессики на Арракис.
- Было бы глупо проводить этот тест с тобой или с твоим братом, сказала Джессика. - Ты уже знаешь, как все это происходило. Я должна признать, что вы люди, что вы не будете злоупотреблять наследованной вами властью.
- Но ты не делай такого заключения, - сказала Ганима.