Меня окружали рухнувшие стены. Они вспыхивали, как дождевые тучи в грозу. Они складывались в лабиринт, центром которого была пустыня. Этот образ пробуждал другой, слишком глубоко засевший в моём сознании, чтобы его можно было вспомнить. Это место было не лабиринтом, но головоломкой, сложив которую можно увидеть узор, разрешить главную тайну. Я понял это тогда; так почему же я не бежал?
Полагаю, меня удержала тайна деревни. Я знал, что в холмах над ней раньше были каменоломни, но что послужило причиной её опустошения, так и не выяснил. Возможно, её убило малолюдье — я насчитал остатки не более чем, дюжины домов. Рядом с пляжем она казалась карликовой; единственный след присутствия человека, поглощаемый песком, не выдерживал напора стихий. Я обнаружил, что деревня лишает меня мужества, заражает свей безжизненностью. Что делать: остаться с Нилом или рискнуть бросить его здесь одного? Не успев решить, я услышал шелест сланца и его слова:
— Это интересно.
В каком смысле? Он шарил по вскрытому погребу, среди обломков сланца. Неизвестно, что это был за дом, но стоял он дальше всех от моря.
— Я не о погребе, — сказал Нил. — Я вот о чём.
Без всякой охоты я посмотрел туда, куда он указывал. В противоположной пляжу сланцевой стене погреба был вырублен примитивный альков. В глубину он был около ярда, но так невысок, что человек мог поместиться в нём, лишь встав на четвереньки. Нил уже вползал внутрь. Я слышал, как трещит под ним сланец; его ноги торчали из темноты. Разумеется, они вовсе не задёргались в конвульсиях, но нервозность заставила меня отпрянуть, когда он глухо спросил:
— Что это?
Обратно он вылез задним ходом, словно терьер с добычей. Его трофеем была старая тетрадка со слипшимися от сырости страницами.
— Кто-то прикрыл её кусками сланца, — сказал он, словно надеясь пробудить мой интерес.
Не успел я его остановить, как он уже сидел на краю пляжа и аккуратно расклеивал страницы. Я вовсе не боялся за судьбу ценного исторического документа, — скорее, мне просто не хотелось читать то, что было найдено в погребе. Почему я не послушался своих инстинктов?
Он осторожно освободил первую страницу, потом нахмурился.
— Тут всё начинается с середины. Должна быть ещё одна тетрадь.
Вручив эту мне, он снова отправился рыться в погребе. Я сел на край сланцевого стола и бросил взгляд на первую страницу. Тетрадь и сейчас лежит передо мной на письменном столе. Страницы с тех пор порядком искрошились — желтеющая бумага всё сильнее напоминает песок — но почерк ещё разборчив, дрожащие прописные буквы выдают грамотного человека, который впал в маразм. Никаких знаков препинания, только кляксы иногда разделяют слова. Под беспощадным светом в заброшенной деревне выцветшие чернила казались нереальными, едва видимыми.
С ПЛЯЖА ВСЕ УШЛИ ТЕПЕРЬ КРОМЕ МЕНЯ ЭТО НЕ ТАК ПЛОХО ДНЁМ ТОЛЬКО Я НЕ МОГУ ХОДИТЬ А ПО НОЧАМ Я СЛЫШУ КАК ОН ТЯНЕТСЯ К (тут слово скрыл нарост плесени) И ГОЛОСА ЕГО ГОЛОС И СИЯНИЕ ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ОНО ПОМОЖЕТ МНЕ УВИДЕТЬ ОТСЮДА КОГДА ОН ПРИДЁТ
Тут я перестал читать; мои внезапно дрогнувшие пальцы едва не порвали страницу. Лучше бы мне было разорвать её тогда; меня измучила борьба между сырой прохладой сланца и пляжем, меня бил озноб. Слова, на которые я смотрел, касались почти забытых впечатлений, полувоспоминаний. Если я подниму голову, останется ли пляж прежним?
Я слышал, как шуршит сланцем Нил, переворачивая кусок за куском. Я по опыту знал: пусть лихо лучше лежит тихо. Наконец он вернулся. Я тупо глядел на искрящийся пляж, не в силах оторвать от него глаз; мои пальцы сжимали закрытую тетрадь.
— Ничего не могу найти, — сказал он. — Придётся вернуться ещё раз. — Он взял у меня тетрадь и принялся читать, бормоча: — Что? О господи! — Он аккуратно высвободил следующую страницу. — Ещё страннее, — прошептал он. — Что это за мужик был такой? Представляю, что у него творилось в голове.
Как он узнал, что это был мужчина? Я уставился на страницы, чтобы не дать Нилу прочесть их вслух. Это избавляло меня от необходимости смотреть на то, что вытворял пляж, ползущий, как медленное пламя, но потаённые блуждания слов вызвали у меня тревогу.
ОН НЕ МОЖЕТ ДОТЯНУТЬСЯ СЮДА ПОКА НЕ МОЖЕТ НО СНАРУЖИ МЕНЯЕТСЯ СНАРУЖИ ЧАСТЬ УЗОРА Я ЧИТАЮ УЗОР ВОТ ПОЧЕМУ Я НЕ МОГУ УЙТИ Я ВИДЕЛ ОНИ ТАНЦЕВАЛИ УЗОР ОН ХОЧЕТ ЗАСТАВИТЬ МЕНЯ ТАНЦЕВАТЬ С НИМИ ОН ЖИВОЙ НО ОН ТОЛЬКО СОСТАВНОЙ ОБРАЗ
Нил в изумлении широко открыл глаза. Лихорадка сжимала мой мозг, я не ориентировался в пространстве; мне было так плохо, что я не мог двигаться. Раскалённая дымка, должно быть, опускалась: на краю моего поля зрения всё было в движении.