Я заставил себя протиснуться меж кустов, шипевших, как змеи, чьи пасти забиты песком. Из-за мешанины следов я то и дело спотыкался. В песке гремели пики тростника. На краю дюн поджидала тропа, готовая спустить меня вниз, к пляжу.
Пляж был забит. Я щурился, разглядывая прибрежный мусор. Мои глаза привыкли к полумраку, но следов Нила не различали. Я стал смотреть ещё внимательнее. Что это там, в песке, сандалии? Не дожидаясь, пока приступ головокружения швырнёт меня вниз, я сам соскользнул на пляж.
Да, это были сандалии Нила, и цепочка следов босых ног вела от них к куче мусора. Я осторожно тронул сандалии, жалея, что не взял с собой палку, — но место, где они лежали, наполовину засыпанные, выглядело вполне надёжным. Зачем же ему понадобилось их закапывать?
Я шёл за ним, постепенно привыкая к темноте. Я избегал ступать в его следы, потому что они петляли, образуя сложные узоры, которые против воли запоминались и вызывали у меня головокружение. Он шёл неровно, словно танцующий калека. Должно быть, он стал марионеткой на нитках собственных нервов, подумал я. Мне было немножко страшно встретиться с ним лицом к лицу, но попытаться я считал своим долгом.
Вращение его следов привело меня в самую гущу мусора. Приземистые расплывчатые силуэты окружили меня со всех сторон: из зазубренного обрубка торчали металлические щупальца, которые принялись шарить в воздухе, стоило мне подойти ближе; торчащий из песка автомобильный корпус, ржавый и бесформенный, походил на рисунок, сделанный неловкой детской рукой; в складном верхе от коляски сверкал, точно плешь, песочный ком. Я обрадовался, выбравшись из этого лабиринта: предметы будто шевелились в темноте, мне даже почудилось, будто плешивый ком вот-вот откроет осыпающийся рот.
Но на открытом пляже были свои помехи. Рябь и узоры на песке стали яснее и как будто беспокойно вибрировали. Я то и дело оглядывался на море, не потому, что оно меня тревожило — хотя его настойчивый неритмичный плеск мне мешал, — но из-за неотступного ощущения, будто волны движутся всё медленнее, становясь вязкими, как патока.
Я споткнулся и обернулся поглядеть, что подвернулось мне под ногу. На мерцающем пляже лежала рубашка Нила, та её часть, которую ещё не успел похоронить песок. Ошибки быть не могло; я узнал рисунок. Пляж подсвечивал её снизу, казалось, что нейлон испускает собственное сияние.
Его танцующие следы вели назад, в мусор. Господи, помоги мне, даже тогда я продолжал думать, что он играет со мной в какую-то мерзкую игру — спрятался где-нибудь и ждёт момента, чтобы выскочить и напугать меня, а затем насладиться впечатлением. Я в ярости направился туда и тут же пожалел. Все предметы светились собственным светом и не отбрасывали теней.
Теперь у меня не осталось сомнений: свечение пляжа нарастало. Из-за него следы Нила казались очень большими: их контуры расплывались у меня на глазах. Спотыкаясь, я бросился назад, на чистую половину пляжа, и налетел на торчащий из песка автомобильный остов.
Это и был миг, когда кошмар стал реальностью. Конечно, я мог сказать себе, что это ржавчина съела машину, и та стала хрупкой, как раковина, но в тот момент я уже перестал обманываться. Я сразу понял, что всё на этом пляже было не тем, чем казалось, ведь врезавшись рукой в машину, я не только не почувствовал боли, но ощутил, как её крыша прогнулась, и вся конструкция сложилась и упала на песок, с которым немедленно слилась.
Я выбежал на открытый пляж. Но и там было не легче, ибо он весь зловеще мерцал, как болото, в котором тонет луна. Среди мусора я заметил обрывки одежды Нила, наполовину засосанные песком. Стремясь выбраться, я видел его следы впереди — они росли, менялись, делались неузнаваемыми, а потом терялись у большого бесформенного тёмного пятна.
В ужасе я начал озираться. Бунгало не было видно. Несколько минут спустя я разглядел тропинку, вернее, мешанину следов, пересекающую дюны. Медленно и осторожно, чтобы пляж или нависшее небо меня не заметили, я зашагал вперед.
Но дюны отступали. Кажется, тогда я завизжал — почти шёпотом, потому что чем быстрее я шёл, тем дальше оказывались дюны. Кошмар занял всю перспективу. Теперь я бежал, хотя чувство было такое, будто я стою на месте. Пробежав несколько шагов, я подскочил: песок так энергично хватал меня за пятки, что только губами не причмокивал. Несколько минут назад никаких зыбучих песков здесь не было, я ещё мог видеть свои следы. Я застыл на месте, меня неудержимо трясло, а мерцание пляжа нарастало, и тёмное небо как будто опускалось на меня, — и я почувствовал, что пляж меняется.