— Было сперва всем весело. Вначале мы пережили сильные и красивые моменты, но они потускнели и изгладились сейчас из памяти.
Многие отмечают, что скоро наступило разочарование. Часто в тетрадях встречаются фразы:
— Очень скоро стало плохо.
— Началась больная жизнь.
— Скоро нам самим пришлось жить «на ноже».
— Когда мы радовались, то начали почему-то кричать «долой» нашему старику директору. Он заплакал, и никто не сказал нам, что мы поступили подло и гадко.
— Мне было 14 лет, но скоро я понял, что революция — это такое событие, которое заставляет и маленьких детей своими силами пробивать дорогу в жизнь.
— С первых дней революции и нам, детям, стало тяжело, но я утешалась тем, что в жизни нужно испытать не только сладкие плоды.
— Я скоро увидел, как рубят людей. Папа сказал мне: «Пойдем, Марк, ты слишком мал, чтобы это видеть».
— Жизнь как-то сразу у нас покачнулась, и все покатилось по наклонной плоскости.
— Мне, 14-летнему тогда мальчику, скоро пришлось столкнуться с действительностью, то есть начать самому размышлять о своем куске хлеба.
— Скоро начала литься русская кровь, мои близкие умирали без стона, без проклятий и жалоб.
— Я уцелел один из всей семьи.
Вот более длинная выписка из тетради шестиклассницы:
— Я так узнала революцию. В маленький домик бросили бомбу. Я побежала туда. Все осыпалось. В углу лежала женщина. Рядом ее сын с оторванными ногами. Я сразу сообразила, что нужно делать, так как увлекалась скаутизмом. Я послала маленького брата за извозчиком, перевязала раненых, как могла, и увидела рядом большой короб. Открыла. Там была масса маленьких цыплят. Боже, что это за прелесть! Я успела их погладить и всех перецеловать.
Эта же девочка так резюмирует все свои переживания в первый год революции:
— Самое ужасное в революции раненые. Их никогда не кормили. Приходилось нам, детям, собирать им деньги на хлеб.
Тяжелые воспоминания остались у детей и от школьной жизни в эти годы:
— Я учился мало, все ездил за картофелем в село за 46 верст.
— В школу ходили без толку, служил. Учиться приходилось дома, рано при лучине.
— Придешь в училище, тебе говорят: нет дров, уходи.
— У нас ученики партами топили печь.
— Старшие выгнали учителя с вечера, учиться не хотели, на уроках говорили о продовольствии.
— У нас часто приходили красноармейцы разговаривать с барышнями буржуйками.
— Учения никакого не было.
— Было очень много грязи, и не было никакого порядка.
— Редкий день в школе проходил без крупных потасовок.
— Один наш ученик подставил ногу бывшему директору, тот упал, его не наказали, это меня очень удивило.
— С уроков у нас можно было уходить сколько угодно.
— Наш старый директор в новой школе мел полы.
— Старик математик пас коров, а нас учили какие-то дураки.
— Об учении никто не думал. Часто во время уроков приходили и кричали: «На заседание!» Я был делегатом. Председателем у нас был новоиспечённый коммунист, ученик 8-го класса. Он непрерывно звонил, кричал «товарищи» и теребил свою морскую фуражку. Его никто не слушал. Часто дело доходило до драки. Тогда часть делегатов за буйство выгоняли, а они ломились в дверь, бросали куски угля и т. д.
— Польза от гимназии была одна: давали обедать. Похлебку, сушеную воблу, а главное, по куску хлеба.
— Я стал вести себя с учителями как следует, меня и исключили из комсомола.
— Закон Божий запретили и так про него выражались, что я стал по вечерам забираться в угол нашей комнаты и читать Евангелие <…>
Каждый день оставил прочный след даже в головах так беззаботно играющих сейчас малышей. Последние годы жизни в России — центральная часть всех воспоминаний. Многие не забудут их до последнего вздоха на земле. Малыши повествуют эпически-спокойно:
— Все стало бесплатно, и ничего не было.
— Пришел комиссар, хлопнул себя плеткой по сапогу и сказал: «Чтобы вас не было в три дня». Так у нас и не стало дома.
— А нас семь раз выгоняли из квартир.
— Они пришли, а когда ушли, мы не узнали своего дома.
— У нас было очень много вещей, и их нужно было переносить самим. Я была тогда очень маленькая и обрадовалась, когда большевики все отобрали.