Выбрать главу

— Спасибо, — растерянно сказал Влад, убирая коробочку в сумку.

— Ладно, — зевнул Генка. — Пора мне. Цурюк, цурюк. Мне еще надо с переводчиком созвониться. Видал? — он потряс пластиковой папкой, внутри которой Влад разглядел ксерокс какой-то статьи на английском. — "Истборнский рабочий" написал про наш институт. В органах проверили, сказали, можно довести до трудящихся. Все хорошо, только мне теперь с переводом возиться…

— Давай я переведу, — пожал плечами Влад.

— Попробуй! — Генка, хмыкнув, сунул ему папку.

Влад пробежал статью глазами.

— Здесь говорится об укреплении дружеских связей… Встреча, состоявшаяся в феврале 2006 года… Рабочая молодежь Англии жмет руку советским молодым рабочим… Обмен опытом… Вся мощь советской науки… Помериться силами на футбольном поле… В общем, если хочешь, оставь, я тебе набросаю.

Генка смотрел на него недоверчиво. Потом в его взгляде появилось и совсем странное выражение.

— Так ты действительно читаешь? Не придуриваешься? А откуда ты так хорошо знаешь язык? У нас же только шпионы английский знают, хе-хе.

Владу что-то очень не понравилось в Генкином голосе. Он сообразил, что снова сморозил не то. В этой жизни Владлен Верижников свободно читал техническую документацию на китайском — в вузе их неплохо поднатаскали в связи с требованиями производства и международной политики. В школе, как и все, он учил немецкий. Зато Владислав свободно говорил на языке Джорджа Буша и Бритни Спирс. И еще он понял, что хвастаться этим перед Генкой не стоило.

— Ну, со словарем это прочтет любой, — начал выкручиваться Влад. — И ты в том числе. Но раз тебе некогда, давай, я сделаю. Ты ведь нам так помогаешь… Кстати, заглянули бы в субботу. Ирина бы рассказала про Париж…

— В субботу? Зер гут! — оживился Генка. — Иринка привезла чудесное французское вино, мы его как раз и разопьем. Ну что, статейку я оставляю? Может, как раз к субботе управишься? Вот и ладненько. Все! Пока! Ауфидерзейн!

Генка колобком выкатился за дверь.

И что меня дернуло его пригласить? — подумал Влад. Он поступил как бы назло своему страху. Страху потерять Лену… Впрочем, все это ерунда, Генка женат, хотя его Ирина совершеннейшая скобариха, но он вроде бы доволен, и даже если нет, то с чего бы мне не доверять Лене?..

И еще один нелепый довод вдруг успокоил Влада.

Владлен и Владислав сменяли друг друга аккуратно через день. Если так и будет продолжаться, то суббота достанется Владлену. Вот и прекрасно, решил Владислав. Пусть справляется без него…

Афины. 347 год до нашей эры

Великий Платон умирал.

Тускло горели светильники. Над ложем застыл тяжелый запах травяных настоев. Врач только что выпустил больному дурную кровь, и старая рабыня, накинув на голову черный гиматий, понесла миску во двор. Вслед за ней вышел врач.

С умирающим остались двое. Один стоял у самого изголовья — невысокий щуплый мужчина лет сорока с подвижным, язвительным лицом. Второй — молодой красавец — сидел на корточках возле двери.

Губы старика шевельнулись. На всем лице только и жили губы — чувственные и розовые, как у женщины. Словно серая морщинистая кожа, слезящиеся глаза и желтоватая редкая борода были маской, надетой на другое лицо.

— Стагирит, — слабо позвал умирающий.

— Я здесь, учитель, — встрепенулся стоявший у изголовья. Молодой человек у двери тоже вскочил, но подойти не решился.

— Стагирит, мы часто спорили с тобой. Я бранил тебя за самоуверенность…

— Ты костерил меня, учитель, как бестолкового раба, — усмехнулся тот, кого назвали Стагиритом. — Но я признателен тебе. Ты преподнес мне бесценный дар — любовь к истине. Как жаль, что ты так и не решился взглянуть на мир моими глазами…

— Послушай, Аристотель, сын Никомаха, — взволнованно произнес старик. — Сейчас, когда я уже слышу журчание Стикса, мне очень нужны твои глаза. И твой ум, дерзкий, как пирейская девчонка. Только ты сможешь разгадать эту загадку… Кто здесь с тобой?

Платон с трудом повернул голову.

— Филоней, — небрежно бросил Аристотель. — Он тоже твой ученик. Поступил в Академию два года назад. Ты хочешь, чтобы он ушел?

Лицо Платона отразило раздумье. Потом он выговорил:

— Нет. Пусть подойдет.

Молодой человек почти бегом пересек комнату. Упав на колени у ложа, он сбивчиво забормотал слова благодарности. Платон раздраженно шлепнул его по руке.

— Замолчи. У меня мало времени. Боги не станут ждать. Поди лучше достань из сундука папирус. Он там один.

Филоней дрожащими руками поднял тяжелую кованую крышку. Он был взволнован, как мальчик. Его, безвестного сына афинского ткача, допустили к ложу умирающего Платона! И сейчас, вероятно, учитель откроет ему какую-то тайну…

Среди пергаментных свитков Филоней легко нащупал хрустящий папирус. Он торжественно протянул его Платону, но тот махнул рукой.

— Отдай Стагириту. Пусть прочтет.

Аристотель осторожно развернул папирус и пробежал его глазами. Лицо его выразило знакомый Филонею скепсис. Эх, ненадежное вместилище для своей тайны избрал учитель… Аристотель не раз осмеливался открыто возражать Платону. В последнее время, когда учитель стал сдавать, у Аристотеля появилось много приверженцев… Филоней ревниво покосился на собрата по Академии. Нет, не случайно Платон не захотел сейчас остаться наедине со своим любимчиком из города Стагира. И Филоней мысленно призвал Афину в свидетели, что не забудет ни слова из того, что сейчас прозвучит…

— Читай, Стагирит, — велел Платон.

И вот что прочитал Аристотель.

"Миром правит неопределенность.

Тот, кто прожил долго и узнал много, никогда не может быть уверен, что знает все.

Так подумали мы, когда увидели живым старого И-Цзы.

Ибо многих видят мертвыми после того, как видели живыми.

Но никого еще не видели живым после того, как увидели мертвым.

И когда мы собрались, чтобы обсудить это, мудрый Мао-Цзы сказал:

"Я знаю, что тридцать шесть лет моей жизни прожито двумя разными людьми. Я и мой двойник были женаты на разных женщинах. Мы дали нашим детям разные имена. Но то, что было раньше указанного срока, принадлежит только одному Мао".

И сказал, побледнев, Хуань-Гун:

"Наверно, все мы лишились рассудка. Ибо я тоже помню две свои жизни. И в одной я, к стыду своему, был свинопасом, прежде чем встретил тебя, Мао-Цзы".

И всего нас было девять, и каждый сказал: да, я прожил две жизни одновременно.

И сказал тогда мудрый Мао-Цзы:

"Вы заметили, что все это случилось с нами после того, как мы провели ночь в пещере?"

И еще сказал Мао-Цзы:

"Вы заметили, что никто, кроме нас девяти, не знает о случившемся? Даже И-Цзы не ведает, что в другой жизни он уже мертв…"

И спросил У-Бо, а он был самым младшим:

"Почему это так, учитель?"

И ответил Мао-Цзы, вздохнув:

"Есть многое в Поднебесной, что выше понимания человека".

Аристотель поднял глаза от папируса.

— Что это за… поэма?

Похоже, он едва удержался, чтобы не сказать: "Что это за бред?"

— Я рассказывал вам о своей поездке в Египет. Помните? — спросил Платон.

— Да, учитель, — хором выдохнули Аристотель и Филоней.

— Я посетил немало храмов в этой древней стране. Но меня интересовали не сокровищницы и статуи богов, а хранилища мудрости, библиотеки. Однажды жрецы показали мне пергамент из далекой восточной страны. Пергаменту, сказали они, около пятидесяти лет. Его покрывало затейливое письмо, совсем не похожее на египетское. Но один из жрецов вызвался перевести написанное, и тогда я услышал то, что сейчас услышали вы. Что скажешь, Стагирит?

— Я никогда не был на Востоке, — пожал плечами Аристотель. — Может, для тамошних людей эти слова что-то значат. Может, так они заклинают духов дождя или просят плодовитости для скотины. Но мне это ничего не говорит.